Армейское интервью с Фаном

Когда я, сидя в приёмной комнате военной части номер 14 города Слуцка, увидел идущего по дорожке человека — глазам своим не поверил. Ну никак образ строгого, тщательно выбритого, подтянутого человека в армейской пятнистой одежде, не вязался у меня в голове с образом Фана! Кирилл за время службы стал ощутимо серьёзнее, рассудительнее. Мне вдруг стало трудно представить его нынешнего на сцене, поющего, к примеру, «По улицам…».

— Как поживает «Авангардшкола», в отсутствии Кирилла Смышляева, не умерла еще?
— А как может умереть то, чего никогда не было?

— То-есть как?…
— А так… Я как-то пробовал сосчитать сколько людей принимали участие в проекте «АВАНГАРДШКОЛА» за всё время его существования. И выяснилось, что через состав прошло человек двенадцать, или что-то около этого. Одни люди приходили, другие уходили, кто-то возвращался… Одно время у меня даже была ситуация, что приходилось иметь дело сразу с двумя барабанщиками, или тремя басистами. Никогда за всю историю группы у меня не было постоянного, надёжного состава, на который я бы мог полностью положиться. Вместо этого постоянно складывалась ситуация, когда люди вроде бы и есть, но вроде их и нет. К тому же, как бы это удивительно не звучало, но в последние годы группа собиралась для репетиций только за день до концерта или записи альбома. Постоянной и планомерной репетиционной работы не было… Для настоящей группы такое положение вещей было бы немного странным, правда?… И сейчас ситуация не лучше. Стоило мне уйти в армию, как уже через неделю наша репетиционная точка, которую я «пробивал» около полугода, была проёбана. Барабанщик с басистом тут же разругались, барабанщик забухал. Гитарист, Витя, отдал свою гитару за долги, женился и уехал в Оршу. Я уже больше полугода не могу отыскать его следов. Ситуация, как видишь, мягко говоря, непонятная. И эта непонятность — головная боль для меня.

— Ну а ты сам как, не остыл ещё? Какие-либо планы на ближайшее будущее?
— Планы-то есть и все они исключительно наполеоновские! (смеётся) В Слуцке я, быстрее всего, не останусь, уеду. Я очень люблю свой город, мне он очень нравится, но это не то место, где можно чего-то достичь в музыке, раскрутится. Да и здесь меня ничего уже не держит. Разве только Мирон, мой басист. Очень хочу его за собой потянуть, только не знаю как всё это получится… Пропадёт ведь великолепный басист, каких днём с огнём-то и то не найти. Басист от Бога, можно сказать! Мне теперь даже не верится, что я когда-то учил его играть на гитаре…

— И куда, если не секрет, хочешь «двинуть лыжи»? В Могилёв или в Минск?
— Что Минск!? Минск — это маленькая лужица… Я сразу, хе-хе, к Рио-де-Жанейро прицеливаюсь.

— Перед тем как пойти служить, ты записал альбом. Но он, как мне известно, не имеет тиража…
— Нет. И зачем так сразу — не имеет тиража! (с иронией в голосе) Тираж был! Я собственноручно сделал восемь копий, которые разошлись по друзьям. На этом собственно, всё и закончилось, к сожалению… Или не к сожалению? Когда я его на днях прослушивал, то понял что там такая дремучая галиматья… Нет, точно — хреновый альбом!

— Ни фига себе! Значит ли это, что Кирилл Смышляев во время службы в армии так поднял свой музыкальный уровень, что допускает такую жёсткую самокритику?!
— Не-нет. Вот как раз таки насчёт своего уровня, то я можно сказать, наоборот нехило опустился. А самокритика от того, что время проходит и всё начинаешь видеть по новому. Когда-то, много лет назад, записывая свой первый альбом на студии «Семёнов сарай», я тоже думал, что выходит круто, но теперь сам понимаешь… Так всегда бывает: что-то делаешь, горишь, а потом оглянёшься — и вроде не достиг ровным счётом ничего, зря убил время. Вот и в старости наверное подумаешь: «И какой же хуйнёй я всю жизнь занимался!».

— Попахивает разочарованием?
— Да нет, не разочарованием… Просто в армии много всякого передумаешь. Здесь же делать ровным счётом нечего, тем более творческой личности. Одно время я сразу с сорока человеками переписку вёл, со скуки. Сижу на дежурстве и пишу, пишу, пока рука «отваливаться» не начнёт. И думал. Очень много думал о тех вещах, о которых на гражданке и не задумываешься. Теперь я предельно ясно начал осознавать, что вся эта затея с музыкой вряд ли хоть когда-нибудь выгорит. Шансов выбиться 1 к миллиону, а может даже и больше. А значит всё практически безнадёжно…

— Твой младший брат идёт по твоим стопам: собрал группу, пишет стихи и музыку. Как ты смотришь на это? Может стоит его отговорить, раз всё так заведомо бесполезно?
— Ни в коем случае! Я очень здорово смотрю на то, чем он сейчас занимается и полностью его поддерживаю. Может, ему больше повезёт, чем мне?! Хотя, я не могу сказать, что мне не повезло. Мне повезло больше чем другим и пока меньше чем остальным. Но сейчас, понимая насколько дурная затея надеяться на тот 1 из миллиона шанс, отступиться уже не могу. Так наверное устроен человек, такое уж он тупое существо: пока окончательно не упадёт, пока не поймёт что ноги отказали, что всё, пиздец — будет идти.

— Понимаю что глупый вопрос, но почему так странно называются все альбомы группы?
— На самом деле совсем не странно. Названия полные и конкретно отражают отношение группы к данной работе. Например: «Если бы» аппаратура была хорошая, да хорошее помещение, было бы лучше; «Как будто» бы что-то получается; «Что-то не то» получилось; «Кое-что» уже можно показать.
Альбом — это работа под определённым временным отрезком. Вот если бы я назвал первый альбом «Город» или «Поезд», или «Заяц», что бы я через несколько лет вспомнил? А так «Если бы» — и всё ясно.

— У тебя есть песни на белорусском. Твоё отношение к этому языку?
— Да у меня есть несколько вещей на белорусском: «Бабка and сёмки», «Пра гарэлку», мало кому известная «Я iду у сяльпо» и совсем никому не известная «Сумота». Белорусский язык я люблю, жаль что поговорить на нём нет никакой возможности. Язык как язык, ничем не хуже других. Я считаю, что каждый житель Республики Беларусь должен язык знать. Меня всегда цыгане поражали — они все свой язык знают, хотя в школах его не изучают и газет на нём не печатается… А вообще, я русский.

— Андерграунд. Это понятие свято для тебя?
— Никогда не хотел быть чем-то или кем-то загнанным в какие-то рамки, и я не знаю никаких правил. Вообще, что понимается под андерграундом? В прямом переводе это подземелье. Я это понимаю — «быть в жопе», быть против всего, что над твоей головой. Из подземелья мы уже выбрались, и «в жопе» мы довольно долго находились. И я не считаю, что это зря. Наоборот, я думаю, что это было необходимо. Молниеносный взлёт несёт за собой такое же молниеносное падение. Я считаю, что прежде чем стать большим, нужно побыть маленьким.

— Вот многие считают, что творческая личность, отслужившая в армии, непременно возвращается назад дохлой. Или безнадёжно покалеченной, если повезёт. Как оно, ощущаешь себя калекой?
— Ха-ха! Нет конечно! Хотя, если бы я знал, как знаю это сейчас, что такое наша армия — хрен бы сюда пошёл. Ведь как всё получилось. Я был так заёбан этими медкомиссиями, что в конце концов подумал: «Заберут, так заберут!». Забрали. Человек я, наверное, «везучий», поэтому и попал в самое хуёвое подразделение части. Вот, спрашивается, какая дивизия в воскресение работает? Наша! Все остальные бухают, а мы с граблями туда-сюда, туда-сюда. А всё старшина наш, уёбок! Бля, как я его ненавижу!… (Отвлекается, видать наболело! Прим. авт.)
Попасть творческому человеку в армию — это почти тоже самое, что попасть неформалу в общество гопников. Тут несправедливость и ничего с этим не сделаешь. Тут тебе могут приказывать люди, которые во всех отношениях: в интеллектуальном, физическом, нравственном и т.д. отношениях ниже и слабее тебя. Здесь процветает идея «слития с коллективом», тебя здесь активно «ломают» и главное — не поддаться, ведь слившись, ты потеряешь самого себя. Я вот не поддался, и даже пытался что-то изменить в привычных укладах, боролся, даже пиздил некоторых… Только всё это пустое. С людьми у которых одна мечта в жизни — устроится работать в ментуру после армии, в сущности, и говорить бесполезно. Тупоголовые кругом и везде…. Жаль, конечно, что меня сюда вообще занесло. Теперь я ощущаю только то, что безнадёжно потерял год своей драгоценной жизни.

— По рассказам твоего брата, я знаю, что ты даже в армии умудряешься быть в центре всеобщего внимания. Газеты военные выходят с твоими фотографиями, интервью, восхищаешь начальство…
— Ну да было! (смеётся) Напечатали меня в местной газетке и минской какой-то. А ещё с белорусского радио человек приезжал, записывал мои песенки и интервью у меня брал для какой-то передачи. Я ему песенок напел, а когда дело к интервью подошло, видя что он лапочет на белорусском, спрашиваю у него, на каком языке мне отвечать, и можно ли на русском?
Ну-у, лепей на мове — отвечает. Ладно, думаю, на мове так на мове! А мову ведь я знаю, как бы это сказать… Ну, короче, думаю-то я на русском, и пока на белорусский мысль свою в башке переведу, пока слова красивые, сочные подберу, время изрядное проходит. Вот и вышло, что я заикаюсь, спотыкаюсь, мямлю что-то… Кое-как отмучился, а он потом с кислой миной мне жалуется:

— Да-а, сумнавата трохи атрымалася!
— Сумнавата? — думаю, да иди на хуй со своей мовой! Вот такое интервью. Что ещё об армейской жизни рассказать? Ах да, я тут в самодеятельности блеснул чуток. Наш комбриг форменным образом кончает, когда я на гармошке «А я милого узнаю по походке» пою. Заслужить одобрения комбрига дорогого стоит, а тут он поднялся, похлопал и говорит важно, с видом признанного знатока музыки: — «Да-а-а! Сразу видно — та-ала-ант!!!».

— Где-то пол года назад в «Музыкальной газете» я наткнулся на объявление о Кирилле Смышляеве, которого бросили все друзья. Что это было?
— А-а-а! Это всё я делал для того, чтобы найти своего пропавшего гитариста Витю. Я надеялся что он увидит объявление и напишет, ведь «музыкалку» он покупает если не всегда, то очень часто. Раньше он сам в ней подрабатывал. К сожалению, это не подействовало, и он не нашёлся. А по-другому, как его найти?

— Понятно, надежды не оправдались. Но ты хоть почувствовал, что всё то что ты делал, кому-нибудь нужно, что у тебя есть поклонники?
— Вот это да, спорить не буду. Писем было навалом, процентов шестьдесят абсолютно левых, от людей которые меня не знали. От всяких там одиноких девушек, покинутых парнями и так далее… Было и много писем от тех, кто знал группу «Авангардшкола», причём некоторые письма были вообще такие, что я чуть не выпадал в осадок! Читаю и думаю: — «Неужели это про меня? Про меня?! Ох какой я оказывается талантливый и красивый!». Меня прямо распирало от гордости, благодарности и чёрт знает ещё от чего… Закурю, перечитаю раз, другой. Эх! Очень было приятно, слов нет, очень приятно!

— Ты опять начал курить? (В разговор неожиданно вмешивается брат Кирилла — Лёша. Прим. авт.)
— Да, но уже опять бросил. Как-то Марк Твен говорил: — «В жизни легче всего бросить курить. Я бросал уже раз восемьдесят!». Вот и я, регулярно бросаю…

— Ну что же. Значит, Кирилл Смышляев жив-здоров и мы очень скоро опять увидим его звезду на сцене с гитарой?
— Да брось ты! Какая, блядь, из меня звезда!? Песни новые и стишки пишутся, а значит и продолжение какое-никакое будет. «АВАНГАРДШКОЛА» не умерла. Я и Мирон — пока мы живы… Короче, мне до дембеля осталось совсем ничего.

— Дни считаешь?
— Нет. Когда не считаешь, кажется что время летит гораздо быстрее.

Войти по OpenID:

Что такое OpenID?

Имя пользователя: *

Укажите ваше имя на сайте Центр Живого Рока.

Пароль: *

Укажите пароль, соответствующий вашему имени пользователя.

• Войти по OpenID
• Скрыть вход по OpenID