Апокалипсис

Юрий Альбертович

"Я писатель!" - воскликнул писатель.
"А по-моему, ты - говно", - ответил Некто.
(Хармс-Ювачев)

"Ты не критик, а говно"
(известный могилевский музыкант)

* Мне полтора года

Однажды вечерком меня изрядно скрутило. Семья в ужасе металась вокруг моей тушки. Мать, отец, подруга матери, бабка - все мучились моим животом, убеждая вернуть съеденное миру в качестве "вторичного" (по Войновичу) продукта. Я уже в те годы отличался беспримерным упрямством (за что впоследствии был награждён почётным званием "Говноспор", которое с честью ношу до сих пор). Потому краснел, кряхтел, вопил, но на все уговоры ответствовал решительным "У-я-а-а-а!" (говорить членораздельно я тогда, понятно, еще не умел; а многие были бы счастливы, если бы так и не научился). В конце концов, к сплотившейся в общем горе семье добавился врач скорой помощи, резонно предложивший разрешить извечное противоречие между вторичным и первичным (а также между отцами и детьми) наидоступнейшим способом - с помощью резиновой груши, нежно именуемой "спринцовкой". Упростим: мне была поставлена клизма во вполне определенное место. После чего желудок очистился со скоростью, которую предполагает первая часть названия инквизиторского инструмента... Мои мучения благополучно завершились. Пришел черед страдания окружающих: все (и всё), кто находился в радиусе пяти метров от "эпицентра", оказались в большей либо меньшей степени забрызганы тепловатым кабачковоикрообразным веществом цвета... именно этого вещества... Добавлю, впрочем, что на настроении присутствующих факт сопричастности, а точнее сказать, замешанности в сем не возымел отрицательных последствий…

Таково мое воспоминание о первом моем критическом выступлении в адрес действительности.

** Мне три с половиной.

Телевизор "Беларусь-110", воздвигнутый на тумбе в правом углу комнаты, главным достоинством имеет то, что является "комбайном": кроме экрана 20x20 см, наличествует радиола с т.н. тонармом, цветом и формой напоминающим шею "гадкого утенка". Родители - люди в достаточной степени прогрессивные (отчасти благодаря молодости, отчасти тому, что отцу уже довелось попутешествовать по Средиземью и Индокитайскому побережью), посему я часами стою на табуретке перед аппаратом, с недетской (а на самом деле присущей лишь и именно детям) серьезностию вслушиваясь в завывания Тома Джонса: "Лай-лай-лай-ди-лайла-а!.." Из отечественного запомнилось "Как ты меня ждешь на седьмом этаже" Эмиля Горобца, тогда еще певца советского, а не антисоветского, в коего он превратился, переместись поближе к Гробу Господню... Впрочем, Горобец - это, кажется, позднее, чем Джонс... Страсть к музыке в моем неокрепшем сознании доходила до того, что я в припадке великой любви сжимал очередной кругляш так крепко, как только позволяло здоровье. Кругляши тогда были чрезмерно хрупкими и разделялись в детских руках на несколько неравных частей и... - крики, слезы, истерика. Соответственно, родители прятали пластинки, где и как могли. Однако страсть - дело нешуточное. Под стол я ходил пешком вовсе не фигурально выражаясь, да и упорства (как упоминалось выше) мне было не занимать: поголовье кругляшей вымерло, как поголовье динозавров, а вместе с тем затаилась до лучших времен и страсть.

В данном конкретном случае при желании можно разглядеть не только мою нездоровую тягу к "сладким звукам му" (которую я опять же пронес до сей поры), но и зарождающуюся ненависть к попсу в любых его проявлениях.

*** Как вы могли уже понять, сама жизнь распорядилась таким образом, что, когда пришло "мое" время, я:
а) не мог не заняться т.н. критикой;
б) не мог не заняться музыкой: а уж из а) и б) логично вытекает
в) присвоил себе право "критиковать, то есть разбирать по косточкам музыку и музыкантов", поскольку
г) всегда отличался тем, что на все (без исключения!) имел собственное мнение (частенько без задней мысли выдавая и принимая за таковое мнения различных "старших и мудрых" товарищей). Тут нелишне будет вспомнить и о
д) в высказывании собственного мнения всегда отличался известной безапелляционностью (см. п.1 "Почетное звание"), которой изменить у меня так и недостало ни сил, ни воспитания.

События, главным действующим лицом которых я стал в полуторагодовалом возрасте, помогли мне впоследствии сформировать т.н. "принципы критики", которые кроме упрямства при выполнении вышеозначенного - в п. 1 - процесса предполагают темные чувства к критикуемому с моей стороны; по возможности наиболее сильнодействующие средства; а также надежду на понимание "критикуемой стороны", дабы исключить ее негативные проявления (прекрасно описанные Ильфом и Петровым в "Двенадцати стульях" как разговор сына с отцом, у которого – отца – мелко тряслась голова). Следует заметить, что последнее мне до сих пор успешно удавалось, хотя полной уверенности в том, что так будет продолжаться и далее, нет.

**** Вообще, употребляя слово "критика", я вовсе не напрасно беру его в кавычки. Строго говоря, то, что проистекало (попахивало, печаталось, выливалось...) в течение пяти последних лет со страниц журнала "Окорок", имеет совершенно другое название. Собственно критика, искусствоведческий анализ в различных областях искусства с "критикой" имеет столь же много общего, как пушкинский "Евгений Онегин" со школьным сочинением на тему "Онегин - лишний человек своего времени". Оставляя в покое тень любвеобильного мавра, выскажу предположение, что ТВОРЧЕСТВО кого бы то ни было, будь то Макаревич, Гребенщиков, Жариков либо Летов, было бы логичнее и уместнее всего (если без этого уж никак не прожить!) разбирать тем, кто - как минимум - равен им по величине, как творец. Такой "разбор" от этого ничуть не стал бы объективнее (сомневаюсь, что вообще можно и нужно вырабатывать какие-то объективные критерии). Я же, как и многие другие, не способен создать ни, скажем, "Я получил эту роль", ни "Русское поле экспериментов".

Если брать искусствоведение, то оно представляется мне достаточно бессмысленным и бесцельным (если не считать таковыми - смыслом и целью - само существование легиона различных критиков). Критика-профессионала поймет и оценит далеко и далеко не каждый (усредненный) читатель и даже Творец. В то же время понятия "хорошо-плохо" у публики (потребителей) и у критиков чаще всего разнятся, как принято говорить, с точностью до наоборот. Тут, правда, уместно обмолвиться, что на часть-то публики критика оказывает определенное воздействие. Эта часть, можно назвать ее "богема" {театральная, музыкальная, андеграундная etc.), приучена реагировать на "определения", искать им подтверждения, обыгрывать их и доводить до сведения менее "богемной" части - иначе говоря, претворять в жизнь. Что же касается пресловутого совка, то тут (или "то он") приучены верить печатному слову гораздо больше, чем собственно факту, к которому оно относится. В таких условиях критическое Слово и на самом деле нередко становится "первичным" по отношению к «произведению», а частенько (как это бывает для большей части населения со спектаклями московских и питерских театров, альбомами многих андеграундных групп и т.д.) на определенное время, а то и навсегда, заменяет эти произведения. Вопрос Веры в таких условиях приобретает первостепенное значение. Он же связан с долей уважения-пиетета перед критиком, степенью совпадения-несовпадения с его мнением "И так далее, и так далее, и так далее" (как любит не к месту повторять Бродский. Впрочем,"квод ликед йови, нон ликед бови", если принять за аксиому, что он - Юпитер, а я - бык). Все вышеозначенное (плюс еще что-то) создает иерархию в "критическом стане", делит представителей оного на Уважаемых, Маститых, Неуважаемых, Малозначительных, Неизвестных. Иерархия (в свою очередь) создает движение в "слоях" и между ними: одни тяготятся титулом "маститых", другие не прочь отбросить приставки "мало-" и "не-". В таком разрезе можно воспринимать недовольство различных изданий тем, что законодателями мод в так называемой рок-журналистике долгие годы являются УР лайт – КонтрКультУР’а - Пиноллер. Недовольство - понятно и оправданно: рок-журналистика, заявившая о себе, как самый демократичный, или лучше -анархистский жанр, сама же и создала олигархию. Тем не менее, очевидно, что счастливый-трагический (в зависимости от Восприятия) крик "Король умер!" будет непременно сопровожден унылым-радостным "Да здравствует король!!!".

***** Необходимо обратиться лицом к традиционному вопросу, с которым мне (а уверен, и многим другим) приходилось сталкиваться нос к носу не раз: "А какое ты имеешь право "критиковать"?!" Еще Родион Романыч мучался тем же вопросом: "Тварь я дрожащая или право имею?!" Методом проб и ошибок противоречие разрешилось в пользу первого. Хотя очень хотелось второго. А все потому, что, возложив на себя обязанности Критика, Родя таки не сумел подняться до уровня Творца.

Фактически, и этот исторический пример, и мои слова из п.4 могут восприниматься как подтверждение мысли, что Право Имеет исключительно другой Творец, а уж никак не я, со свиным рылом (так "Окорок" же!). Могут. Но являются таковым – подтверждением - только в том случае, где издание (статья) в действительности - критическая, искусствоведческая (без всяких кавычек). А на деле? На деле тот же «Окорок», к примеру, никогда таковым не являлся. Как и нынешний проект ОН. Как УР лайт, ДВР, В Жилу и многие другие. Понятное дело, возникает вопрос: а чем же в таком случае являются все эти часто не стоящие маленьких книжиц нумерованные тома, страницы которых сочатся то медом, то дегтем, а то и чем похуже?

****** С самого начала своего существования рок-жуналистика последовательно разрабатывала два жанра: рок-репортаж и интервью. То есть практически не отличалась в этом смысле от журналистики обычной. Вы понимаете, я говорю о принципиальной разнице, к коей никак нельзя отнести язык повествования (кстати, сейчас многие из официальных журналистов с успехом пользуются теми приемами, которые рок-журналистика начала разрабатывать дет десять назад). Иначе говоря, рок-журналист для читающей братии - тот же журналист, только пишущий о роке. Соответственно, выражаясь высокопарно, занимающий на социальной лестнице второй древнейшей профессии более низкую ступень. Если провести параллели с первой древнейшей, это - как "девочка-панельщица" и колл-герл. В рамках как одной, так и другой журналистики можно выделить две достаточно расплывчатые подгруппы: "бегунков" (репортеров) и "кабинетников" (скажем, обозревателей). Вторые - ближе к писателям и по складу ума, и по характеру написанного. А их отношения к писателям напоминают отношения писателей-сатириков, когда последние тщатся отбросить ненавистный, не дающий взлететь придаток (хотя, если выводить этимологию последнего от слова "сатир", смысл искривляется и приобретает достаточно приятную окраску)...

С развитием и все более глубоким проникновением в рок-журналистику жанра "телеги" изменяется и "подотряд" рок-обозревателей. Среди них появляются свои эссеисты, философы, историки... На стыке новых жанров с исконными рок-репортажами и интервью рождаются, можно сказать, краеугольные материалы отечественного рок-самиздата. Из первородной скорлупы рекламно-информационных фэнзинов вылущиваются концептуальные рок-издания, претендующие на.роль если не Библии, то катехизиса рока и смещающие акценты к привычной схеме Автор – Потребитель (если раньше под первым подразумевался Музыкант, то теперь это положение отдано Журналисту и Журналу в целом). В противоречии, и даже противостоянии между традиционными и революционными формами рок-журналистики рождается новый жанр, который я определяю, как "собственно рок-журналистика" и который правильнее было бы (дабы вовсе не запутать читателя, да и самому не запутаться) именовать иначе. Но об этом несколько позже. Во втором номере журнала "Шумелаъ Мышь" один из его редакторов Б. Рудкин, набравшись смелости, выразил это так: "Мы хотели сделать л и т е р а т у р н ы й журнал, только формально относящийся к року," - и приравнял рок-самиздатное творение к "Мастеру и Маргарите","Войне и миру", иначе говоря – к Произведению Искусства. Где название журнала служит как бы коллективным псевдонимом авторов, а нумерация позволительна лишь в смысле нумерации томов Собрания сочинений...

Для рок-журнала как Единого Литературного Произведения рок-музыка и музыканты изначально служат лишь отправной точкой, базисом, а то и фоном, на котором Автор разворачивает полотно рефлексии собственного сознания. По большому счету, как бы ни был интересен Автору Объект, на который нанизывается повествование, очевидно интереснее он сам - Автор Собственной Персоной. А уже через него (себя) - Идея, Концепция (лишь уши, прикрывающие Вечные вопросы и проблемы). То, что получается в результате, имеет лишь опосредованное отношение к року и мало общего с журналистикой. Иногда, как в известном триалоге С.Гурьев - А.Волков (КонтрКультУР’а) - О.Немцова (ДВР), это определяют как ответвление - форму рокенролла. Иногда - как новый литературный жанр. И то, и другое - справедливо. Что касается термина, то приходится сразу отмести, к примеру "рок-литература", поскольку под этим большинство понимает нечто совершенно другое. Я бы предложил "райт-рок" или "рок-райт" (от английских "write" - писать и "rock"). А еще лучше в одно слово - "райтрок"...

Собственно, все, чем занимался последние четыре года ваш покорный (?) слуга (??), было не что иное, как райтрокерство...

******* Так что второй – правый - эпиграф (см. эпиграф) не только имеет место быть, но и действительно правый. То есть прав. Что, впрочем, никак не исключает возможности справедливого возмущения со стороны групп, отдельных музыкантов и не менее отдельных личностей некими касающимися их персоны брызгами из п. 1 (словами, предложениями, фразами, абзацами, статьями). Мы же, со своей стороны, пользуемся правом отвечать на их возмущение вопросом все из того же триалога: "А вы любите зайцев?" Или на худой конец, коней. Бледных.

"Самая искренняя критика - не более, чем пустой звук: мы хотим только одного, необузданной страсти. Мы хотим огня ради самого огня" (Генри Миллер).