30.04.2008 Тимофей Яровиков (гр.СЕРДЦЕ ДУРАКА): «Творчество — бескорыстно»

Имя Тимофея Яровикова на протяжении многих лет на слуху не только в Могилеве, но и далеко за его пределами. Поэт, музыкант, лидер группы СЕРДЦЕ ДУРАКА, заведующий литературно-драматургической частью могилевского театра… Для 25 лет регалий более чем достаточно. Этот разговор о Творчестве, живущем по своим законам, о пути Слова к читателю и человека к самому себе.

— В чем для тебя различие между стихотворениями и текстами песен?
— Очень много лет для меня этого различия не существовало. Я писал стихи на бумаге, потом брал гитару и просто пытался наложить текст на музыку. Этот путь довольно расхожий, им тоже можно идти, но с годами пришло понимание, что текст песни все же отличается от чистой поэзии. Дело в том, что стихи сами по себе уже имеют музыкальный расклад — там есть свой ритм, своя мелодика — некая определенная последовательность звуков. А песня — это попытка привнести в поэзию собственно музыку, чтобы текст имел дополнительную мелодическую окраску. Настоящая песня — всегда должна быть поэзией. А настоящая поэзия — всегда мелодична. Иногда, чтобы сделать из поэзии песню, нужно просто правильно вскрыть заложенный в поэтическом тексте музыкальный пласт. И тогда простые стихи вполне могут стать песней.

— А когда ты пишешь, то заранее знаешь, что получится в итоге — стихотворение или песня?
— Начинал я вообще с прозы. Это было очень давно, пожалуй, даже в детстве. Писал какие-то сказки, рассказы и т. д. Потом как-то перешел на стихи, а уже сейчас чаще пишу именно песни. Пишу с гитарой, практически изначально зная, какой будет мелодия. Слышу, как будет звучать этот текст, будучи пропетым. Мне кажется, что лучшие песни получаются именно тогда, когда музыка и текст пишутся параллельно.

— Как ты думаешь, как изменяются песни человека, по прошествии какого-то времени?
— Я, например, часто сталкивался с мнением, что раньше я писал лучше, чем сейчас. Мне кажется, это очень странная точка зрения, потому что существует эволюция. Можно найти какие-то этапные моменты у каждого автора, например, до какого-то определенного жизненного события, либо до того момента, когда он для себя что-то открыл. В одном этапе человек говорит об одних вещах, а потом происходит какой-то перелом или просто один этап плавно перетекает в другой. Я писал по молодости простенькие блюзовые, рок-н-рольные песни, а потом это отошло на задний план и появилась более серьезная лирика социального плана, — целый период таких вещей. А потом они переросли в лирику более спокойную, вдумчивую, с попыткой разобраться в себе… Потом вообще пошло что-то странное — какие-то русско-народные вещи. Эти этапы я могу довольно четко очертить.

На мой взгляд, автор не должен замыкаться в какой-то определенной эстетике, которую он для себя избрал. Автор не должен служить форме — форма должна служить автору. Но стороннему слушателю может показаться ближе какой-то один период или качественный этап. Потом автор может измениться, начать говорить о других интересных ему вещах, а слушателю это покажется неинтересными. Но это не значит, что песни стали плохими, просто они другие. Настоящий вдумчивый слушатель должен стараться видеть не единичные вещи, а стараться проследить эволюцию автора. И тогда будет получаться более-менее целостное восприятие. А подход: «мне это нравится, а это не нравится» — достаточно эгоистичен по своей сути. Творчество всегда предполагает ломку себя внутри и в отношении слушателя — тоже. Человек должен быть безграничным — он способен на это. И это возможно лишь путем совершенствования, а это длительный процесс.

— Существует мнение, что настоящего поэта начинают ценить только после смерти…
— Смерть значительного человека всегда привлекает к нему внимание. Он и до этого известен, но вот он умер. От него осталось что-то и надо как-то с этим разобраться. Смерть часто является таким грустным поводом, чтобы обратить внимание на творчество автора. Это довольно странный момент — ведь все это можно было сделать и при жизни… Но автор засевает свои поля в одиночестве, а общество потом кормится плодами. И если бы общество помогало автору, оно бы параллельно с ним постигало какие-то истины. И поэтому автор — всегда впереди, а общество потом, кормясь плодами его труда, «догоняет» его творчество.

— А какие музыканты или поэты повлияли на твое творчество?
— Я совсем не оригинален в этом смысле. У меня стандартный набор, классический даже — Маяковский, Есенин, Высоцкий, и, естественно, русские рокеры — БГ, Цой, Башлачев, Науменко, Егор Летов, Янка Дягилева, Кинчев. Сильно повлиял Серебряный век русской поэзии. Полагаю, что в то время, с точки зрения формы, в русском языке было раскопано практически все. И поэтому путь поиска новой формы меня не привлекает. Мне кажется, что современный поэт должен делать упор на содержание, на смысл, на то, чтобы отразить эту действительность. Потому что действительность, в которой мы живем — уникальна, такой в истории человечества еще не было, и она достойна того, что бы ее отображать.

— Для кого в большей степени ты пишешь — для себя или для людей?
— Я вообще не верю, что человек может делать что-то для себя. Можно взять такой пример: что ты сделаешь для себя на ужин? Не думаю, что ты пойдешь на кухню и будешь ваять себе какое-то сложное блюдо, скорее обойдешься тем, что попроще. Яичницей. А вот готовить для кого-то — это уже творчество. И пусть это гастрономическое сравнение, но оно подходит. Человек, когда творит, прикладывает усилия, хочет чем-то поделиться. Т.е можно делать что-то и для себя, выставлять это на суд людской для того, чтобы потом получить славу, признание — то есть видеть в этом эгоистичный расклад. Но причем тут творчество тогда? Творчество — бескорыстно.

— Имеет ли для тебя большое значение техническое совершенство песни?
— Конечно. Один из законов, с помощью которого движется творчество — закон гармонии. Изобрести какую-то выдающуюся мысль, записать ее на бумаге — будет ли это творчеством? Наверное, будет. Будет ли это поэзией — сомневаюсь. Для того, чтобы твои мысли стали поэзией, они должны обладать еще кое-чем. И необязательно это просто рифма и ритм. Это должны быть образы. А вообще что такое поэзия — это эмоции, чувства. А чувства — это вещь очень личная. Мы можем прочитать какое-нибудь простое стихотворение в газете и оно может нам не понравится. А потом нам скажут, что его написал какой-нибудь необычный известный человек, например художник. И мы совсем по-другому прочтем его, потому что тут сыграет роль личный фактор. Эти эмоции будут нам интересны гораздо больше в раскладе того человека. Все свои выдающиеся мыли нужно обязательно подкреплять эмоцией, ты должен показать, каким образом эти мысли у тебя были пережиты.

Что касается технического совершенства... Еще вопрос, в чем оно заключается. Если произведение доносит до читателя, слушателя или зрителя идею, эмоцию и образ, то, наверное, оно в достаточной степени совершенно. А про методы и приемы спорить долго и не нам, а критикам.

— Не думаешь ли ты, что чрезмерное увлечение изучением формы может привести к гибели творчества?
— Это тоже очень больной вопрос. Вот я, например, только в последние 2 года выучил, как называются аккорды. На губной гармошке я тоже играю, не зная нот. Ни одним из этих инструментов я хорошо не владею. Но дело в чем: музыканты с академическим образованием, если корректно такое словосочетание, попадают в жернова образовательной машины. Я абсолютно убежден, что все то, чему учатся наши музыканты, может быть выучено за более короткий срок. На мой взгляд, образование неправомерно растянуто. И именно этот долгий процесс способен убить в талантливых людях ростки их творчества. Мне приходилось играть с профессиональными музыкантами — они могут сыграть с нотного листа изумительно красиво, но весь их профессионализм оказывается не нужным, когда от них нужна импровизация, эмоциональность. Музыка, как и поэзия — это личное, рассказанное с помощью каких-то образов. А профессиональные музыканты зачастую оказываются неспособны выразить это. Редкие из них могут сохранять в себе профессионализм и умение выразить что-то свое, лично и при этом интересное.

— Ты играл в спектакле «ПОСЛЕДНЯЯ ЖЕНЩИНА СЕНЬОРА ХУАНА» Леонида Жуховицкого. Почему ты решил согласиться на роль?
— Мне очень понравилась эта пьеса — ее мысли и проблематика. Понравилась просто на уровне литературного материала. И вдруг возникла идея написать по мотивам пьесы какие-то песни — вдруг ее поставят?.. Получилось так, что я стал погружаться в материал, набрасывать этюды… А потом спектакль приняли к постановке. Сначала я писал эти песни, надеясь, что их будут петь актеры. Но потом, когда что-то написалось, я поделился с режиссером Владимиром Петровичем. Он очень тепло это принял и предложил совершенно авантюрный ход — ввести меня в спектакль. Я когда-то говорил, больше в шутку… когда у меня спрашивали, будешь ли ты играть в театре, я отвечал, что если выйду на сцену, то только с гитарой. В общем, так и получилось, ведь в актерском деле я абсолютный дилетант… Мое участие в спектакле для меня самого — опыт бесценный. Ведь когда создаешь песню — пишешь, что тебя волнует, и все, а тут ты берешь чужой материал, и в его русле, не потеряв нити, рассказываешь какие-то вещи — это очень интересно, это очень трудно, это внутренне дисциплинирует, потому что ты ограничен определенными условиями игры. И вообще, я не знаю, насколько это получилось хорошо — судить не мне.

— Сильно ли для тебя отличается выход на сцену в театре от выхода на сцену с группой?
— Это совсем разные вещи. Задача разная. Когда я выхожу на сцену, с группой или с гитарой я за все отвечаю сам. А в театре — это уже не просто мое, это творчество многих людей, совместное. И потом, когда я выхожу в спектакле, я выхожу туда не просто песню спеть. Я все-таки — действующий персонаж. И не имею права выпадать из общего русла. Я должен следовать задачам режиссера, которые он передо мной ставит, то есть мне нужно показать какой-то процесс, рассказать помимо текста песни, какие-то вещи параллельно с ним.

— Наверно, это очень хорошо, если занимаешься тем, что любишь…
— Как сказать… Я поэзию не люблю. И музыку не люблю. И театр тоже не люблю. То есть не очень мне понятно — как все это можно любить. Для меня это вообще достаточно естественно. Это нормально, как дышать. Вот ты дышишь себе и дышишь. И вот если ты попадаешь, допустим, в сосновый бор, ты можешь заметить, что там воздух — лучше. Но ты дышишь, и для тебя это нормальный процесс, в котором, в общем-то, нет ничего поэтического, и нет ничего такого, к чему можно относиться с такой патетикой. Это естественные вещи. Человек вообще свободен, это неотъемлемое качество человека — творчество. Нам Бог дал способность к творчеству. Оно может проявляться в чем угодно. Даже если нет таланта писать стихи или картины, это не значит, что ты не творческий человек — к самой жизни можно относиться творчески. А это искусство — выше всех остальных искусств.

Беседовала Елена Лавренова. Фото - из архивов ЦЖР