28.10.2009 Владимир Козлов про "пацанов с окраины"

Совсем недавно вышел новый роман русского писателя белорусского происхождения Владимира Козлова. Автор известен реалистичными описаниями могилевской окраины глазами подростка-хулигана («Гопники», «Школа»), а также Минска середины прошлого десятилетия – уже в качестве студента инъяза. Презентованная книга носит название «СССР». Вот-вот на подходе новая работа «Домой».

Во время своего недавнего визита в Минск, Владимир Козлов встретился с HARMON, чтобы поговорить о положении дел в современной литературе, о молодежи, ну и, разумеется, о гопниках.

- Владимир, не секрет, что журналисты вас постоянно просят рассказать о гопниках, охарактеризовать образ. Такие вопросы не надоедают?
- Нет, ну уже, если когда-то появилась такая книга, если меня уже с этим связали, то все, уже должен отвечать за себя, за то, что когда-то сделал. Спрашивают, будут спрашивать. В октябре исполняется семь лет, как книга вышла, и до сих пор находятся люди которые читают, которые только что про нее узнали.

- И насколько сильный повод черпать вдохновение из тематики гопников?
- Тогда это был самый интересный материал для меня. Потому что в то время, никто ничего не написал про это. Оказалось, что есть целый такой пласт, за который можно взяться. Ну взялся – и вперед.

- Почему так задержался выход новых романов «СССР», а теперь еще и «Домой»?
- Сам жду с нетерпением. Был какой-то перерыв, скязанный частично с финансовым кризисом, частично с моим андерграундным положением в российской литературе. Буду смотреть, куда дальше двинется литература, изтательская деятельность. Потому что сейчас много чего непонятно. Доходит до того, что любую книгу можно раскрутить, сделать ее продаваемой. Это процессы, которые происходят во всей культуре, довольно неприятные процессы. Современный читатель пресыщен информацией, которая есть повсюду. Нет такой проблемы, чтобы найти какую-то книгу, ты приходишь в магазин, где куча всяких томов. И уже теряется какая-то, что ли ориентация, теряется понимание того, что тебе действительно нравится. А когда еще поключается агрессивная реклама, пиар, человек начинает думать что ему что-то нравится, хотя это ему не нравится. Такие ненормальные вещи происходят. И в этой ситуации важно, чтобы читатель думал своей головой, не слушал всякую х..ню. Особенно московский читатель, который читает рецензии мажорных критиков в глянцевых журналах.

- Например?
- Да я даже и фамилий не знаю. Журналы могу назвать: GQ, АФИША. Если там что-то обругали или похвалили, то все – это руководство к действию.

- А «правильные» источники информации есть?
- Не может быть ничего правильного! Правильное – это своя собственнай голова. Ты пришел в магазин, полистал книгу. Я считаю, что несколько страниц хватит, чтобы понять, твое это или нет. Если нет возможности пойти в магазин, то сейчас очень много чего вывешивается в интернет. Я считаю, что в творчестве не может быть никаких указок, в этом журнале, типа, напишут правильно.

- Востребована ли сейчас современная русская литература за рубежом?
- Практически не востребована. Востребована на уровне каких-то там тусовок славистов, переводчиков. Когда пытаются делать из каких-то авторов, здесь очень известных, бестселлеры, думают, что они будут продаваться, как Сорокин или еще кто, чаще всего это ограниченная литература. Кроме того, я немножко сталкивался с этой системой, там все очень завязано на агентах. То есть агент какого-то российского писателя будет впаривать его через свои связи, и в результате часто получается, что выходят книги не те, которые будут интересны, а те, которые удалось продать, которые получили резонанс.

- А почему тогда мы читаем И.Уэлша, Ч.Паланика, а до них наши писатели не доходят?
- У нас такой немножко есть комплекс неполноценности. Но эти авторы, безусловно, сильны.

-А в чем тогда комплекс неполноценности? У нас нет таких сильных авторов?
- Интересный вопрос. Можно рассуждать, почему нет русских писателей, сопоставимых с этими там. Ну, если говорить на чистоту, то сегодня нет русского автора такого уровня – раз, и который пишет о таком материале – два. С другой стороны, если бы такой автор появился, он бы был должен сначала раскрутиться здесь. А здесь авторы, пишущие о каких-то маргинальных вещах, как Уэлш и Паланик, физически не могут раскрутиться. Потому что массовой аудитории нужно что-то удобоваримое, чтобы там и матов было немного, и каких-то реалий чернушных поменьше. Но есть и другие примеры. Тот же Сорокин известен на Западе, и, где-то, наравне с представителями западной литературы. Он сначала раскрутился там, а потом уже здесь.

- Что, на ваш взгляд, есть живого в белорусской культуре? Не обязательно литература, может музыка.
- Музыка? Музыка однозначно развивается. Это я могу судить по тому, что до меня доходит из могилевских групп. При том, что я не специально не сижу, не ищу. Литература? Литература не развивается, к сожалению, почему, даже мне сложно сказать. Потому что в Беларуси развивать литературу было бы проще, чем в России. Здесь маленькая территория. Здесь любого писателя можно провести по всем крупным городам за неделю, создать десяток интервью, выступления на радио, телевидении. Все, и по крайне мере, обратят внимание. Почему этого не делают, я не знаю. Это уже вопрос не культуры, литературы, это вопрос бизнеса. Я уже время от времени обращаю на это внимание, думаю почему это так. Не знаю. У меня ответа нет.

- Насколько политика вмешивается в творчество?
- Ну в России реальной цензуры нет, есть самоцензура авторов, которые не хотят писать о каких-то вещах, потому что думают, что это не очень хорошо для их книг. Издательства боятся что-то такое печатать, но условно. В России выходило много ярких антиправительственных, антикремлевских книг, оппозиционных. То, что в Беларуси есть цензура, это понятно. И плохо, что она есть не сейчас, а уже на протяжении лет десяти. Вырастает целое поколение у которых цензура вмонтирована внутрь, в их мозги, и они уже специально не будут связываться с какими-то темами. Кроме того существует разделение на литературу белорусскую, литературу русскую. Я пытался, мне было интересно завязать контакты с какой-то белорусскоязычной литературной тусовкой, но они просто притворились, что меня нет, не существует. А я себя считаю белорусским автором, потому что я здесь родился, много лет жил, и во многих книгах действие происходит здесь. Но вот то, что я пишу на русском – это клеймо. Но на мой взгляд творчество не должно иметь языка. Если человек пишет на белорусском, потому что это позиция – окей, это прекрасно. Но в творческом смысле лучше писать на том языке, который лучше знаешь, и за это осуждать нельзя.

- Может именно это и есть комплекс неполноценности?
- Это тоже комплекс неполноценности, конечно. Издания книг тиражом в 500 экземпляров, для своей тусовки ограниченной – это неправильно, это путь в никуда. Но врядли что-то изменится.

- Как отличается Могилев сейчас и лет двадцать назад, эпохи «Гопников»?
- Ну вот эта внешняя обертка Могилева очень аккуратная. Если там прогуляться летом, по центру города, когда все зелено, там даже и ментов практически нет в сравнении с Москвой. Ребята какие-то играют на Советской площади в футбол, скейтеры катаются – картинка идиллическая по сравнению с тем, как было двадцать лет назад. Тогда все было серое, мрачное. Сейчас все изменилось к лучшему. Тем не менее, многие люди, как жили в той реальности, так и остались сейчас. Вырастают новые поколен ия гопников. Только теперь их уже не семьдесят процентов "Рабочего поселка", а процентов тридцать-сорок.

- Ну и как, по-вашему, будет дальше развиваться молодежь? Это будет проходить цивилизованно, по-европейски? Или снова появятся какие-ниубудь субкультуры, хорошие и не очень?
- У меня пока оптимистичный прогноз. Новое поколение более свободное, у него больше информации. Двадцать лет назад только начиналось развиваться телевидения, газета «Комсомольская правда». А сейчас куча вариантов, как жить. Нельзя отрицать, что даже здесь, между Могилевом и Минском большая разница – так же, как между Москвой и Могилевом. Все равно движение идет в ту сторону. И если никакая идеология, никакая линия правительства ничего не сделают, люди двигаются в направлении, в котором хотят. Препоны до конца не работают. Народ полностью сделать быдлом нельзя. Особенно молодых людей.

- А что насчет свободы, пусть себе и западной? Например, в Европе, США многие люди плывут по течению, ни о чем не задумываются. Это то, к чему мы должны стремиться?
- Это уже другой полюс, крайность. Люди в той же Восточной Европе пресыщены капитализмом, считают, что это плохо, неправильно. Ну а что тогда делать? Опять устраивать революции, внедрять левые идеи? Я считаю, что выбор должен быть у каждого. Если кто-то хочет жить вне общества, вне понятий о карьере, заработке денег – это очень хорошо. Но для кого это ценность, пусть они живут в таком мире. Чтобы каждый занимался тем, чем хочет. И не прыгал в крайности, от революции с одной стороны до жесткого принуждения – с другой.

Оригинал текста найден здесь: http://navokal.com/