18.03.2011 666 альбомов белорусской судьбы. Серебряная Свадьба - 2011 "Сердечная мускулатура" (Юрий Романов)

Не надо бояться теоретизирования, надо атаковать на всех фронтах. Передозировка теории придает неожиданный динамизм.
Мишель Уэльбек

Люди лучше воспринимают информацию в виде наездов. Ругаться эффективнее, чем хвалить.
Сергей Гурьев

МОНОЛОГА НЕ БУДЕТ!

Я рано начал разговаривать. Чуть позже начал разговаривать... сам с собой. Некоторые ржали: "Ты с кем там? Сам с собой?!" А кое-кто даже крутил пальцем у виска.
Я стеснялся. И только позже сообразил: ржали те, с кем разговаривать - себя не уважать.
Прилюдно переключал диалог с внешнего на внутренний. Пока комплексов были сотни. Когда их осталось меньше десятка, мог уже парировать: "С умным человеком поговорить не грех!"
Однако соображал: как же это, - сам с собой... И однажды сообразил. НЕ сам с собой!
- Почему ты пишешь одно, говоришь другое, делаешь третье? - спросили Гурьева.
- Потому что во мне - двадцать разных "я", - ответил Летов.
Истинно так. Ну, двадцать или сколько там - не считал. Но некоторых (у)знавал - по голосу и даже по шагам.
Иных уж нет... На Внутреннего Пушкина, наконец, нашелся Внутренний Дантес. Внутренний Маяковский "взял самоотвод". Удавился, не стану богохульствовать, Внутренний Ловлас.
...а те - далече. С трудом, но удалось послать подальше Призрак Отца Гамлета, бродивший с концерта на концерт. Почти все время проводит с анонимными приятелями Внутренний Алкоголик.
С иными оказалось сложнее. Так, Внутреннего Троицкого как ни посылай в дверь, он все норовит в окно. Или вот Внутренний Гопник. Сколько ни лазь под душ - пованивает. Постоянно ножом из-за угла - мушка Музофила. Под выборы имеет обыкновение выходить из спячки Товарищ Эрнесто. Отсек конечность, но живее всех живых Отец Сергий... Так что монолога не будет!

Однако поговаривают, что тексты аффтара страдают длиннотами. Окоротим. Оставим суть в песок и неодетый смысл.

Наш баллистический и, я бы даже сказал, межконтинентальный СС-20 выпустил (по другу и врагу) студийную модификацию СС-20/11. И этот факт невозможно игнорировать.

Внутренний Гопник: Царь не настоящий! Хде "в трусиках красных"?! Хде "она сегодня пропьёт всю зарплату"?! Хде, эта, песняки как бутылочки с ликёром, хде баба с ромом?! Заместо этого...
Внутренний Редактор: Таки да, сплошная гагги-поттеговщина: не альбом - когобка конфет со вкусом чего угодно!
Гопник: Во-во, со вкусом го...
Внутренний Цензор: Уймись, хам!
Внутренний Ботаник (робко): ...ушной серы?
Редактор: Сегой таки потягивает сегой. Нечеловеческая музычка, как говагивал иной гедактог. Какая ж это, пгости Господи, свадьба? Гвязды. Пгям Кассиопея, будь она неладна! Только более человечная. Ну, будто космические чегви затесались пгомеж людей, пожили, нажили... Очеловечились, чтоб они были здоговы.
Внутренний Критик: Констатирую: фрик-кабаре - в прошлом. Точнее, в настоящем, но Кассиопеи! У эсесовцев - просто кабаре. Но просто ли? Кабаре, как известно, если известно,..
Ботаник (встревает): Кабаре бывает разным! А не знаешь - не толкуй!
Цензор: Уймись, хам!
Критик: Это кабаре - уже не а-ля рюс, а а-ля франс. Что лишний раз подтверждает любовь Бени к Елисейским полям и Монмартрскому холму.
Редактор (мечтательно): О, Паги! О, Маги! Тюильги...
Критик (не обращая внимания): На этих столах уже не потанцуешь!
Внутренний Старожил: Вспоминается французская новая волна в кино. Трюффо, Годар, Шаброль... Критики утверждают, что всех их отличает повышенное внимание к тому, как "делается" фильм, как "делается" эмоция зрителя. Именно поэтому их эксперименты касались не столько изобразительных средств, сколько сюжетов, жанров, стилей... По-моему, песни Свадьбы вполне могли бы служить звуковой дорожкой к их кинолентам.
Критик: Старичок, критики - в моем лице - утверждают, что у эсесовцев никакой "сделанности"! Напротив, сплошная естественность.
Ботаник (вежливо, но с нажимом): Давайте, наконец, послушаем.

- Звучит интродукция "Левое предсердие" -

Редактор: Вот. Ну, кафе-шантан же.
Внутренний Доктор: Же? Х-хе. Нет, это гораздо выше. Эт-то для понимающих: клапаны гармошки будто сердечные клапаны, открываются - пошла кровь, качается, качается, закрываются...
Критик (глумливо): Ну-ну. А металлофон и гитара - это лейкоциты с эритроцитами побежали.
Доктор (раздраженно): А и да, лейкоциты с эритроцитами!

- Звучит "Сердечная мышца" -

Доктор (продолжает): Нет, только послушайте - буква в букву по медицинской энциклопедии. Наверняка, у автора есть медицинское образование.
Внутренний Корректор (задумчиво): Буква? Да, эта фемина смогла б и алфавит спеть...
Доктор (с нажимом): Достойно спеть!
Критик (глумливо): Делать им больше нечего - петь медицинскую энциклопедию или букварь! "Мышца сердечная полосато-поперечная становится твёрже, чем алмаз" - прикиньте, о чём бы это они.
Доктор: Э? А вы это о чём?
Ботаник: Проходная песенка? Нет? Вовлекают и завлекают слушателя?
Критик (глумливо): Ага, завлекают. "Левым предсердием" ещё не завлекли? И альбом называется "Сердечная мускулатура" - по названию проходной песенки? Думайте, шурупьте. Такое типа домашнее задание. Как говаривал Доцент: "От сих - до сих, приеду - проверю".
Редактор (задумчиво): Моё левое пгедсегдие - гогаздо больше ногмы. Значит ли это, что я - человек сегдечный?
Цензор (с нажимом): Абрам Моисеевич!

- Звучит "Привет, воробышек" -

Редактор (встрепенувшись): Тгогательно, ах, как тгогательно! Душа - с полхвостика...
Ботаник (всхлипывая): Птичку... жалко...
Критик (веско): Каждый, естественно, волен считать, что это детская песенка про птичку. Для меня совершенно очевидно, что она гораздо глубже. Подавляющее большинство криво- и прямоходящих - такие вот воробушки: "Ты очень маленький вообще. Поделать нечего..." Не успел тебе мир сказать "привет", как уже и - "пока". Я лично концентрируюсь на следующей строке - "Так хоть какашку на плаще оставь для человечества". Как тот говорил, сойдёт за мировоззрение.
Гопник (насмешливо): Критик уев. Стоша Говназад.
Цензор (насупив брови): Предупреждаю!
Ботаник: Да, минус ему в карму! Или вообще забанить!
Гопник (удивленно): Заебанить? Да я тя...
Цензор (грозно): Последнее предупреждение!
Гопник: А чё, им можно, значит, а мне нет?!
Цензор (веско): Что дозволено Ю-Критику, не дозволено "быку".

- Звучит "Жизненный опыт" -

Гопник: Ну, во ж! Как у Феди Чистякова! "Школа жизни - это школа капитанов, там я научился водку пить из стаканов. Школа жизни - это школа мужчин. Там научился я обламывать женщин..."
Корректор (удивленно): Вошь? Каку Феди Чистякова?
Доктор (листая историю болезни): В те времена Дядя Федор ещё был душевно нездоров, что, совершенно очевидно, явилось следствием дурной наследственности, передавшейся ему от матери, и невоздержанности в употреблении спиртных напитков и иных расширяющих сознание веществ...
Критик (глумливо): Да, кое-кому может прийти на ум группа "Ноль". Дядя Фёдор он вообще такой, на ум приходящий.
Корректор (удивлённо): Да?
Цензор: Наум Маркович, это не про вас.
Критик: Однако в противовес нулевой группе, у эсэсовцев школа жизни - не просто другая, лишняя. Мудро сказано, одни с годами умнеют, другие становятся старше. "Жизненный опыт навис надо мной". Опыт - не что иное, как куча говна, которая с течением жизни становится всё больше и больше. Такой Монблан говённый. Никакого проку от него нет и быть не может. Стареешь, глупеешь, мерзеешь... Беня сотоварищи прекрасно это понимают и каждой своей песней будто шлепают слушателя по жопе: "Не старей, дуралей, не старей!"
Цензор: Гурзуф Арифович, держитесь в рамках!
Критик: Кстати, о рамках. Музыкально всё - в рамках эстрады конца 60-х - середины 70-х...
Старожил: Да-да, вспоминается Аида Ведищева! "Вот и нааам сразу всееем счастье кажется ряаадом савсеем. А итии да невоо далекоо далекоо далеко..."
Критик: Ну, почему сразу Ведищева? Чуть что, так Ведищева! Я бы, скорее, вспомнил Ларису Мондрус...
Старожил: ...Нину Пантелееву?
Критик: ...Лидию Клемент!
Старожил: ...Нину Дорда!
Ботаник (несколько истерично): Да дайте же послушать!

- Звучат "Морозы" -

Редактор: Очень, очень жизненно! Настоящая кагтина...
Гопник: ...маслом! "Дрочи, прилетели!"
Цензор: Пошел на фиг, урод! (залепливает рот гопника внутренним скочем)
Редактор: Да, геалистическое полотно. Почти как у ганних пегедвижников.
Корректор (удивленно): Каку передвижников?
Редактор (раздраженно): Да, как у пегедвижников. Цитигую: "зима - это пгонизывающий до костей холод, стылые гуки-ноги и беспгиютность, тоска, безнадёжность". Вот и тут - как "Зимний день" Павла Федотова. Или "Дети-нищие" Фигса Жугавлёва.
Корректор: Ну, эт ты загнул, Моисеич!
Критик: А, по-моему, пусть и чересчур витиевато, но верно подмечено. Холод, бесприютность, безнадёга. Мы все так, как собака в песне, просим, чтобы нас почесали за ухом. Хотим хоть немного тепла. И замерзаем без него. Даже на самых близких - ни сил, ни времени. Всё мышиная возня, всё дела, дела...
Внутренний Следователь: Эт да, дела, дела...
Ботаник: Шшшшшшш!

- Звучит "Меж нами" -

Критик: А вот и своеобразный ответ. И продолжение темы: "Никто нам не обещал, что будет легко!" И - под сурдинку... С первой до последней ноты - будто мороз рисует на оконном стекле - завиток за завитком. Фантастически красиво! Аж сакраментальный мороз по коже...
Старожил: Уместно вспомнить музыкальные темы Анджело Бадаламенти из "Твин Пикс".
Ботаник (тихо): Бра-во...
Критик: "Твин Пикс" всегда уместен: энциклопедия жизни. И смерти. А Браво... Нет, Браво всегда было туповатым проектом. Подделка под 60-70-е. Лубок. Эсесовцы - гораздо тоньше. Это уже даже не стилизация, как, к примеру, у Лявона Вольского в его "старых песнях о второстепенном". Некоторые сравнивали Беню с Умкой - за манеру петь. Тут тоже можно провести параллели, только шире. У эсесовцев - то же глубокое погружение в материал, понимание и со-чувствование. Хотя музыкальные ориентиры, безусловно, разные.
Возвращаясь к банде батьки Хавтана, там тексты, за редким исключением, такое же редкое говно. А у свадьбы они интересны и...
Ботаник (шепчет):
Меж нами пролегал белый свет
Он был так удивительно спет
Неведомою птицей без рук
Но от неё остался лишь звук
И перо
На сосновом бюро
Редактор (кивает): Поэзия, батенька, несомненно, поэзия.

- Звучит "Во мгле новолунья" -

Ботаник: Ой, ой, Поль Верлен!
Внутренний Панк (передразнивает): Ой, ой... Панки, хой! Не Поль, а Том Верлен! Не было б Television, никаких роттенов да страммеров бы не было. И кулинковичей ваших тоже!
Критик: Не будем пришивать рукав, Television тут не при делах. А песня - международный хит. Вообразите на секунду: эсесовцы запели исключительно по-французски! Что б тогда запели?! Наверняка, не ставили б уже в рядок с детьми детей, космическими червями да всякими рэпами. А читали в разных NME что-нибудь вроде: "Люми Бень из группы "Нос даржент", как матерый дворник, большой совковой лопатой убирает с дороги грязный снег всяческих Эйприл Марч да Джейн Биркин и становится плечико к плечику с натуральным золотоволосьем современной поп-музыкальной сцены, таким, как Милен Фармер..."
Панк: Ты свои местные слюни на импортных критиков не вешай!
Старожил: О, Милен! Какой она была марионеткой в фильме-клипе Лорана Бутона "San Contrefacon"! А в "Tristana"...
Корректор (задумчиво): ...а волосы у нее не рыжие, крашеные. (встрепенувшись) Но как поёт!
Панк: Ну, как "как"?! (передразнивает) ля-ля-ля-люн... Не надо ля-ля! Вот Элисон Моссхарт из The Kills, вот та поёт!
Корректор (внезапно с жаром): Так поёт, что я, знающий по-французски шерше ля фам да паркуа па, всё-всё понимаю!
Критик: Да, поёт... Даже лучше так - Поёт! Передаёт самые разные нюансы - текста, мелодии, эмоций. Пожалуй, Элисон покуривает.
Доктор: Курить - вредно! Особенно женщинам. Особенно беременным. От курения...
Панк (перебивает): ...беременеют! А ещё от него - озоновые дыры. В башке. Склифосовский, ты не лечишь, ты гонишь!
Ботаник (устало): Когда ж вы уже, прошу прощения, заткнётесь?

- "Голубое платьице" -

Старожил (неуверенно): Ой, это же... это... "крутится, вертится шарф голубой"...
Критик: Да, можно рассматривать это, "из помойки катится голубое платьице", как парафраз на знаменитый шарфик. Только у эсесовцев нет даже налета поверхностности и дешёвого зубоскальства. Прямо бурильная установка: "Никто не избежит помойного ведра"! В лоб. По-настоящему глубоко и трагично.
Старожил: И гармошка, как там - "крутится, вертится, хочет упасть..."!
Доктор (с издёвкой): Гармошка не "кактам", а как в "Левом предсердии"! Снова те самые сердечные клапаны...
Корректор (рассеянно): Сердешные...
Критик: Верно подмечено - сквозная тема: из интро, "Левого предсердия", в аутро, "Правое". А "Голубое платьице" - получается, центральное произведение альбома, его квинтэссенция, пик.
Старожил: Пик Коммунизма!
Панк: Пик онанизма!
Цензор: За гопником захотел?
Критик: Самое время подробнее остановиться на текстах.
Доктор: Да, такое понимание темы.
А боль идёт, а боль идёт
И всё никак не прекращается
Она не момещается
В живот
Она живёт
Она всегда везде живёт
И лишь слегка перемещается
И если не в тебе она
Взгляни
Она уже кого-то жрёт
Кого-то ждёт
Кем, бишь, она работает? Не коллега, часом?
Панк: Опять подлечиваешь! Коллега... Да, панк она - по жизни: "Никто не избежит помойного ведра". В тютельку. Мы все живем для того, чтобы завтра сдохнуть!
Внутренний Католик: А мне, как говаривал известный литературный персонаж, приятнее выпить за бессмертие! И Свадьба со мной, полагаю, солидарна. Послушайте внимательно: "Не плачь!.. Небосвод над ним сияет голубой-преголубой"! В помойное ведро полетит лишь старая, отжившая своё змеиная кожа. А тот, кто тянется к Небесам, живёт с ними в согласии, не умрет!
Критик: Заметьте, как талантливо и аккуратно эсесовцы заворачивают глубокие и серьезные вещи в цветастую блестящую праздничную упаковку. Одно дело - яркие мелодии Бени. Другое - как они звучат в альбоме. Снимаю шляпу перед музыкантами, но, в первую голову, перед Джоржем Пуншем, который несёт ответственность за аранжировки. Когда читаешь, на чём играли, до того, как послушал - а там инструментов двадцать! - закрадывается опасение, что услышишь дворовый любительский оркестрик прапорщика Перцева...
Корректор (суёт нос): Дворовый? Гитарный перебор?
Критик: Полный... перебор! Так, нет! Звучит только то, что надо! Так что неискушенный слушатель воспринимает всё легко и без насилия над собой. Ну, сплошной позитив! Было бы это выполнено в более тяжеловесной эстетике, вроде пресловутого русского рока, со всех сторон уже вопили бы: "Не надо грузить!" А так - всё буквально само всасывается...
Доктор (перебивая): Да! Всасывается в кровь! Клапаны сердечные гонят кровь по артериям и венам. И вот ваш организм уже отравлен песнями и менталитетом Свадьбы.
Католик: Не отравлен. Очищен! И почти спасён.
Критик (весь в себе): Уверен, Пуншу было бы о чём поговорить с Никитой Емельяновым из Калачиком Рядом.
Ботаник (с обидой): Вуд ю лайк ту помолчать?

- "Скок-поскок" -

Критик: Заметьте, как после "Платьица" меняется... Да, всё! Тональность песен, тексты, аранжировки! Это уже не французский шансон, не эстрада тридцатилетней давности.
Редактор: Да, типичная кустугицевщина.
Критик (глумливо): Ну, скажем, всё-таки не кустурицевщина, а, если так угодно, бреговичизна. Но это поверхностно, для тех, кто не в курсе, что практически все русские песни - это, на самом деле, отголоски либо цыганского, либо, гораздо чаще, еврейского фольклора!
Редактор: Ну почему у вас чуть что - сгазу евгеи?!
Корректор: Действительно. Тогда уж скорее грузины. Наши евреи, они ж ашкенази. А Ашкенази - древний грузинский род... Хм, наверняка, еврейский.
Старожил (перебивает): Мало кто знает, что настоящие грузины, как и евреи, рыжеволосы и голубоглазы. И в Гаскони французской живут такие же. Поэтому Д'Артаньян, скажем...
Доктор (перебивая): Нет, послушайте, как всё медицински точно, прямо микрохирургия.
Панк (язвительно): Микрохирургия мозгха!
Доктор (отмахиваясь, как от осенней мухи): Да послушайте же: всё практически ясно без слов! Вот - сёрфовая гитара и ионика - идёт слегка нетрезвый Поэт. Вот - ксилофон и скрипка - за ним на куриных лапках прыгает Смерть...
Ботаник: Сёрфовая - это с флэнжером, да?
Критик (копируя доктора из "Формулы любви"): Так я договорю.
Последние три песни альбома - несомненно, кредо эсесовцев! В "Платьице" точки над "ё" уже расставлены: жизнь - боль, трагизм, смерть и - помойное ведро. Но над всем - голубой небосвод.
Католик (перебивает): ...и всё в твоих руках. Выбор, вот он - помойное ведро или Небеса.
Редактор (с еврейским прищуром): Ага, "а поэт сходил за тгяпкой и пгишиб её в углу". Пгишиб! А как же библейское "не убий"? Гогеть ему в аду.
Панк: Ну, вы, блин, даёте... Жесть.
Критик: Прикольно. Но главное, естественно, не в этом. "Ни печального финала, ни трагичного конца!" Это, полагаю, они не только о своих песнях, но, как всюду у них, гораздо шире и глубже. "Помойное ведро" - не приговор. Всё дело, пафосно выражаясь, в том, кто ты и куда движешься.
Католик (упорно): Я же и говорю! Господь дал человеку свободу выбора - добра и зла. Но не надо же понимать так узко!
Редактор: Ах, оставьте уже свою клегикальную пгопаганду. Там пгопаганда, тут пгопаганда. Тошнит.
Доктор (с фальшивым участием): Тошнит? Отравились? Или токсикоз?
Критик (с нажимом): Так я договорю. "Скок-поскок" - первая в этом ряду эсесовских песен-кредо. А вот и вторая

- Звучит "Разнообразно" -

Корректор: Опять эта...
Панк (с издёвкой): ...кустодиевщина!
Корректор: Кустурицевщина. То есть бреговичизна.
Старожил (мечтательно): Дааа, настоящая русская свадьба. В смысле еврейская. Или цыганская...
Панк: Ясен пень, русская: "На крыше голуби йе-буцца!"
Цензор: Свободен! (заклеивает панку рот внутренним скочем)
Панк: Эта ж цыта...
Критик: Для тех, кто не шарит в аллегориях, эсесовцы выдают прямым текстом:
Пусть все, кто плакал, засмеются
А кто не плакал, пусть ревут
Пусть всё плохое станет неплохим
А всё хорошее - ужасным
Чтоб жизнь казалась не напрасной
Разнообразной
Редактор: Таки да! Пгосто и доходчиво: "Пусть будет так и будет этак".
Критик: А на коду - типичный Ляпис Трубецкой! Это уже как бы музыкальное подтверждение тезиса: всё естественно и небезобразно - и эстрада, и ска-панк, и (внезапно утомившись) всё прочее...

- "Марш зюбликов" -

Шум (неожиданно появляясь): О! Это же гимн ЦЖР! "Не отступать и не сдаваться! Всё проипать и улыбаться..."
Цензор: Виталий...
Шум: Уже ушёл.
Критик: Вот и заключительная часть эсесовского кредо: даже протеряв, даже обгадившись, улыбаться и улыбать.
Ботаник: Свадьба, она как белый клоун. Смешит, веселит... И только потом замечаешь слёзы на ресницах. А шрамики на сердце и не замечаешь...
Доктор: Да, после микроинфарктов на сердцечной поперечно-полосатой ткани остаются...
Старожил (перебивает): Был у меня в мою бытность учителя... эээ, нет, ещё лаборанта физики такой знакомец, Лёша его звали. Девятиклассник. Вот он всегда улыбался, такой обаятельной очаровательной улыбкой. Особенно обаятельной, когда ему хотелось плакать.
Редактор (веско): Молодежь, она всегда так - когда хочет плакать, улыбается.
Критик: Не будем обобщать. Однако вновь возвращаемся к упаковке. Действительно, как в самом начале точно подметил Абрам Моисеевич (Редактор раскланивается), альбом "Сердечная мышца" подобен коробке конфет со вкусом чего угодно. Упаковка манит и зовёт: "Съешь меня!" И ты ешь. Но внутри может быть, условно говоря, и ликёр, и шоколад, и горчица, и полынь...
Ботаник: ...и ушная сера?
Критик: А как там с домашним заданием? Пошурупили вокруг "Сердечной мышцы"? Нет? Сердце, твёрдое, как алмаз! Это уже даже не чёрствое. Не о том ли это, что мы всё качаем и качаем в процессе жизни сердечную мышцу, условно говоря. Пока не становимся этаким, как у Толкина, окаменевшим троллем. Которому абсолютно всё глубоко пофиг. А все последующие песенки, весь альбом эсесовцев - своеобразная "болгарка", дисковая пила, с помощью которой они хотят вскрыть окаменевшее сердце. Чтобы слушатель вспомнил, что такое чувствовать и сочувствовать, сопереживать.
Старожил: Ага, как в "Маугли": возможно, через дырку в голове войдёт хоть немного ума!
Ботаник (тихо): И у них получается...
Цензор: Ну, давайте уж дослушаем!

- "Правое предсердие" -

Доктор: Вот, опять - сердечные клапаны.
Редактор: Таки да, только тут, как у меня, мегцательная агитмия! Пегебои в габоте сегдца - налицо. Кстати, если у меня мегцательная агитмия, значит ли это, что я - не всегда сегдечный, а иногда сегдечный, а потом - оп! - и бессегдечный?
Цензор (устало): Уймись, морда нерусская...
Доктор: Да, аритмия, безусловно, прослеживается. Сердце качает кровь толчками, порой с трудом, а порой...
Критик: Тут ключевое слово "качает"! Как-то качает. НО! Всё-таки качает. Ещё качает! Жизнь - между помойным ведром и Небесами - продолжается. Несмотря ни на что. Благодаря всем этим "что".
Корректор: Альбом окуклился. Закольцевали. А знаете ли вы, что кольцо...
Ботаник: Да заткнитесь уже! Альбом "Сердечная мышца" - один из лучших...
(Откуда ни возьмись) Внутренний Националист: Ды задьзяублi вы ужо з вашым вясельлем! Гэта ж ня беларускi гурт. Сьпяваюць для маскалёу. На маскальскай жа мове! Няхай ужо канчаткова зьедуць у Масковiю й нiкому ня пiараць мазгоу. Во! Беня маст гоу! Усе нiбыта сьляпыя. Паглядьзiце, колькi ёсьць добрых тутэйшых дьзяучынак, якiя сьпяваюць добрыя тутэйшыя песьнi. А вы усё Бень-паябень...
(оттуда же, откуда и предыдущий оратор) Внутренний Дантес (цензору): Иосиф Палыч, я тут прогуляюсь с молодым человеком?
Цензор (с лёгким сомнением): Не разучились ещё?
Дантес (веско): Раз научившись, не разучишься! Потом, я ж тренировался. Рано мне на пенсию. Да и пенсия с гулькин...
Цензор (перебивает): Ну, гуляйте, гуляйте.
Дантес (Националисту): Сударь, позвольте вас на пару слов вон за той извилиной! (уходят)
Корректор (задумчиво): Парус лоу?
Ботаник (несколько истерично): Альбом "Сердечная мышца" - один из лучших за последние... (задумывается)
Критик (глумливо): Подитожу. Один из самых лучших!
(Из-за извилины, куда ушли Дантес с Националистом, появляется) Татьяна Замировская: Так что, оценка 10/10?
(Тишина. Хлопок вдалеке.)
Критик (устало): Ну, Татьяна Тарасовна...
Ботаник (пылко): Да! Да!
Все хором: Да, заткнись ты!

Незваный гость - некто Станислав Ф. Ростоцкий:
Нельзя дружить с кумирами. Почти наверняка окажется, что автор строк, которые пронзили тебя насквозь, на самом деле - истерик, дурак, мизантроп, выжига. И сам не понимает, что сделад. "Прочитайте "Книжищи", Эдуард Вениаминович, очень нужно". - "Да я наизусть не помню..." Поэтому - подальше от них, и точка. Считай, что всё, что перелопатило тебя, довело до счастливых судорог или загнало в петлю - написал ты сам. И нету никакого Мишеля, как нету Маяковского, Сэлинджера, Высоцкого, Летова, Медема, Верхувена. И всех остальных тоже нет. Все они - великая иллюзия. Есть только миг между прошлым и будущим. Именно он называется "ты".

@ ВСЕ АВТОРСКИЕ ПРАВА ЗАЩеку.

КОНЕЦ.