1.05.2008 ЛИТЕРАДУРА: Бубновый король

Какого хуя я поставил будильник на восемь утра? Ебанутая мелодия мобильного повторяется снова и снова, как будто знает, что я — ленивая, сонная скотина, которой впадлу даже вырубить её. С каждой секундой я трезво понимаю, что сон мой окончательно загублен и ничего не остается, как поднимать сраку. Только зачем? Я наперед знаю, каким будет сегодняшний гребаный день и ничего хорошего от него ожидать не приходится… Припизженные пары в универе, остопиздевшие ебальники однокурсников, мандаблядское ожидание общественного транспорта и нехуевая толкотня в нем же. Вот ради этого всего мне надо поднимать свою любимую сраку и бежать сломя голову навстречу ебучей рутине?! Какого хуя я поставил будильник на восемь утра? Ебанутая мелодия мобильного повторяется снова и снова, как будто знает, что я — ленивая, сонная скотина, которой впадлу даже вырубить её. С каждой секундой я трезво понимаю, что сон мой окончательно загублен и ничего не остается, как поднимать сраку. Только зачем? Я наперед знаю, каким будет сегодняшний гребаный день и ничего хорошего от него ожидать не приходится… Припизженные пары в универе, остопиздевшие ебальники однокурсников, мандаблядское ожидание общественного транспорта и нехуевая толкотня в нем же. Вот ради этого всего мне надо поднимать свою любимую сраку и бежать сломя голову навстречу ебучей рутине?!

Я выключаю телефон и несколько минут, почесывая макушку, тупо зырю то на пол, то на свои ноги. Медленно прихожу в сознание и формирую план последующих действий. Сперва мы идем в туалет.

Приспускаю трусы, сажусь на очко, беру первую попавшуюся газету, пожелтевшую, явно старую и сотни раз читаную. Синхронно разворачиваю прессу и выдавливаю из себя стартовый, потенциально самый большой кусок говнища. Прелесть дефекации состоит в том, что до конца не знаешь, а много ли ты насрал дерьма и какого оно цвета. Я предпочитаю видеть собственное говно коричневым. Это, блядь, верность традициям. Ничего против черного говна я не имею, но тут, как говорится — дело вкуса.

Между тем, пресса ничем интересным не радует. За исключением рубрики «Криминальная хроника». Эта рубрика — единственное, что заставляет меня почувствовать дыхание настоящей жизни. Здесь тебе и бытовая поножовщина, и разбойное нападение, и групповое изнасилование — в общем, веселые и занимательные истории. Однажды мне в голову пришла гениальная мысль, что идеальная газета — это сплошные, прямоугольные некрологи с информацией о товарищах, безвременно ушедших, скоропостижно скончавшихся и трагически погибших. Подходишь к киоску, спрашиваешь у продавца: «Вечерний некролог» имеется?«- берешь газету и ищешь глазами знакомую фамилию. Вот оно, блядь, — дыхание настоящей смерти. Ведь смерть — это то, что бывает с другими — в пизду ее!

Всё. Посрал. Вытираю очко. По мазкам на туалетной бумаге догадываюсь, что говно коричневое — слава богу. Сливаю. Нахлынувший водопад уносит «говняную пирамиду». С опоздание возникло желание сфоткать собственные унитазные художества и залить их на страничку в «КОНТАКТЕ». Высокое искусство, ебать-копать.

Иду мыть руки в ванную. Смотрюсь в зеркало — хорош собой. Как всегда, не в меру полный, прыщавый и лысый. Весь в маму и ниибёт. Беру мыло «Fa». Намыливаю. Смываю под струей горячей воды. Выхожу из ванной. Что дальше? Жрать!

Прибегаю на кухню. Что мне оставили предки после завтрака? Жареная картошка и сосиски. Подогреваю, беру тарелку и вилку. Нарезаю два куска хлеба «Бородинский» в целлофановой упаковке. Выключаю конфорку. Накладываю пищу. Сажусь за стол. И что вы думаете? Начинаю жрать!

Жрачка, особенно с голодухи, отбивает любые, даже самые сокровенные мысли и потаенные желания. Например, о том, как бы круто было запердолить сокурснице Свете или, какие классные сиськи у Наташки с «Правоведения». Тебя это ни разу не ебет. Ты жрешь и не загоняешься.

Хорошо поглощать хавчик, сопровождая это дело телевизором или радио. Я склоняюсь ко второму. Врубаю магник на какую-то пиздатую станцию и слышу завывания Моисеева. Нормально. Свой пидарас. Родной. Могилевский. Слушать можно.

Звонит телефон. Чуть приглушаю «Голубую луну» и беру трубку.
— Алло? — спрашиваю.
— Здарова, Жэка, — слышу знакомый голос Коляна.
— Здарова, Колян.
— Моисеева слушаешь?
— Угу. Чё надо?
— Залей мне, плиз, четвертый «Крепкий орешек» на диви-ди
— Добре. Залью.
— Если можешь — принеси сегодня на пары.
— Хорошо.
— Ну, спасибо.
— Не за что.
— Не забудешь?
— Постараюсь.
— Ну, давай, тогда.
— Ага. Пока.
— Пока.

Кладу трубку. Мигом забываю о просьбе Коляна и доедаю оставшееся жратво. Ставлю тарелку в раковину, огрызки хлеба возвращаю в хлебницу. Подогреваю чайник. Завариваю лимоновый «Lipton» и пью его с шоколадом «Alpen Gold». Делаю отрыжку. Выбрасываю обертку от шоколада в мусорное ведро. Ведро шманит — гадость, блядь.

Чешу хуй.

Иду заправлять тахту. И заправляю. Нахожу под тахтой книгу «Конан, варвар из Киммерии». Черное издание фэнтезийной лабуды Говарда залистано картой бубнового короля с изображением блондинистой девки, сосущей член какому-то негру. Конана мне порекомендовал один знакомый качок, но внимание мое привлек не варвар из Киммерии, а бубновый король. Я про него совсем забыл. Давно не читал книгу…

Держу карту в руке и всматриваюсь в картинку. Ничего такая бабища. Очень похожа на знакомую из универа. А негр, как ни странно, похож на негра. У него здоровый хуй — почти, как у меня. Ладно. Пора в универ. Перед уходом чищу зубы, собираю конспекты и беру money. Довольный, выхожу из дому.

Припираюсь на остановку. Вижу голубоватый автобус. Сразу всплывает Моисеев, Колян, незаписанный на диви-ди «Крепкий орешек-4», Конан и бубновый король. Мозг останавливается на последнем воспоминании. Чувствую напряжение в области паха. Пытаюсь сдержать себя мыслями о предстоящей паре по этике, где меня ждет полный пиздец — зачет и преподаватель Костин, правая рука Сатаны и по совместительству пиздабол № 1 во всем универе. Но блондинка никак не желает уступать трон моих дум злосчастному Костину. Все попытки подавить основной инстинкт оказываются безуспешными. Хуй давит на джинсы, на моей ширинке проступает всамделишный бугорок, как в тупой американской молодежной комедии. Мне становится не смешно. Кругом — ожидающие автобуса люди, в том числе женщины, которые меня точно не поймут. Что делать???

Скрываюсь за ларьком. Натыкаюсь на курящую бабу. Почти лоб в лоб. Цыганка… Классическая. В разноцветной, непонятной одежде, жгучая брюнетка, толстая и бесформенная, в сверкающей бижутерии.
— Я знаю все про тебя, — говорит она, — тебя зовут Евгений. Ты учишься в универе, а твоя мама Ольга — швея. Отец Алексей как-то связан с казенным домом. Духи говорят мне, что тебя ждут серьезные испытания. Очень большие испытания. Сначала тебе вырежут аппендицит. Через неделю…
Я обомлел. Все, кроме аппендицита, полностью совпадало. Хотя, откуда мне знать, как там сложится через неделю… Пиздец.
— Потом, через месяц, ты попадешь в аварию и тебе отрежут обе ноги. Ты останешься инвалидом. Твоя мать покончит собой спустя год.
Я просто охуел, даже дар речи отнялся. А цыганка посмотрела мне в глаза, промолчала и тихо пошла своей дорогой. Я не удержался и подбежал к ней. Громко и настойчиво спросил:
— Это все — правда?
Цыганка в ответ хитро улыбнулась и сказала:
— Ну что, хуй уже не стоит, да? Спасибо скажи. И ручку позолоти.

Я отдал ей половину того, что было в кошельке. Здоровье дороже. Вернулся на остановку. И понял вдруг одну важную вещь. Точнее, две вещи. Во-первых, нужно ценить свою жизнь, и каждый её момент проживать с пользой. А во-вторых, перед уходом надо было вздрочнуть. Может быть, дважды. Второй раз — контрольный.

КОНЕЦ

Адольф Гитлер