9.03.2013 Женьский рок: ОБАЯНИЕ НЕВОВЛЕЧЕННОСТИ и Леона в Могилеве (Jane_ml)

Прозрачные капли ударялись о воду в чашке, по комнате разносился мятный запах. Женя прекрасно понимала, что если не нажраться успокоительного, «Роял Аскота» избежать не удастся. Горьковатая вода покрытая маслянистой тоненькой пленочкой (такой, как разлитый бензин оставляет на лужах) холодком обдала горло. Женя закашлялась да, корчась и давясь воздухом, кинулась искать таблетки. Зазвонил телефон. Пора выходить. Игорь уже стоял у общаги и тихонько напевал какую-то песенку.

Вряд ли вечером 22 февраля Эдем можно было так назвать. Коли уж сравнивать это место с библейской картой, то первый зал (там, где располагается барная стойка, а в тот день и основная часть народа) вполне логично было бы нарекать Гоморрой. Две тощих тени спокойно прошли во второй зал, по обе стороны которого стояли стулья, около трех в каждом ряду. Центр же «сцены», а скорее людского внимания обозначала стойка с микрофоном да стул. Около них суетилась маленькая тоненькая девушка с белыми волнистыми волосами до плеч, огромными светлыми глазами и круглыми выпирающими скулами. Рядом с девушкой стоял высокий молодой человек с длинными волосами, собранными в хвост. Пока Игорь разбирался с объективами да настраивал фотоаппарат, Женя ни то сходила с ума, ни то в этот самый ум приходила. «А концерт-то как всегда задерживается. Уже 10 минут прошло, если тебе нужно». – «Я не буду писать». Девушка с парнем убежали на задворки зала, сели на существующий у стены стол: «Ну когда это все начнется?» - сказала она. Минутная стрелка еще долго набегала круги, пока не вышел Политон и…

Женя никогда не была на концертах «Обаяния невовлеченности». К черту, она слышала только несколько песен этой группы 2 года назад, когда была на первом курсе. И пусть эти несколько композиций обитали в плей-листе достаточно долгое время, со времен музыкального переворота в плеере не переслушивались вовсе. Алена Кавкова цепляла медиатором струны, обволакивала мягким теплым голосом. Женя представляла оранжевый костер, разливающийся крохотными фейерверками искр, бревна вместо стульев и темно-синий, почти черный дырявый навес неба. И ни о чем не думалось. Было безмерно спокойно (то ли от музыки, то ли от принятых незадолго да концерта лекарств) и только из первого зала раздавался грохот хмельных голосов. К Алене вышла темноволосая девушка со скрипкой, и лес в Жениной голове превратился во что-то необъяснимо тягучее и хрупкое, но в тот же момент очень острое и холодное. В какой-то момент мир сошел с оси, завертелся в неком неведомом танце, по щекам покатились слезы, мысли оборвались. Все казалось далеким , необъяснимыми ужасным. Вскоре музыка утихла. Все разошлись выпускать дым.

У микрофона появился Политон и представил ту самую тоненькую светлую девушку в огромной черной рубашке. Леона ударила по струнам. Молодой человек прикоснулся к перкуссии. Комнату окатило неимоверной жизненной силой, глобальной энергией. Голос царапал свою тонкую шкуру, спускаясь от потолка к зрителям, и уже такой, извитый, кровоточащий приходил в людские руки. И только в первом зале гремели другие, грубые голоса, периодически взрываясь пошлым, глупым смехом. «Есть в этом что-то Дягилевское, тебе не кажется?» - «Я подумал о Башлачеве… знаешь, этому есть одно простое объяснение». – «И?» - «Сибирь». Казалось, нужно тише дышать, чтобы услышать существующее, а не часть, доверенную тебе для ознакомления. Женя не хлопала. Просто забывала. Заслушивалась. Песни подхватывали и уносили в какое-то неизвестное место, где не было ничего кроме самого человека. Леона срывала голос, пытаясь перекричать шум соседнего зала, Женя не аплодировала. Забывала. После каждой песни на несколько секунд без надрывного голоса она возвращалась на неудобный стул в Эдеме. С ударом о струны – уходила в себя. И, казалось, что все именно так, как надо: очевидно. Но стоило только музыке прекратиться… таинственное «просто» растворялось в пьяном смехе. И вот мелодия оборвалась. Эдем вышел глотать дым. Женя и Игорь мерным шагом пошли на остановку…