Роад муви. Поездка на Рыбку-7.

«Поехали,» — сказал я Клайду в ответ на предложение посетить далёкую Карелию. Почти как Гагарин, подразумевая то ли «эх, тля, где наша не пропадала», то ли «чем я хуже Белки и Стрелки?» (минской группы АЛЕС МАЙН, которая уже имела честь и возможность дважды играть на «РЫБКЕ» в 2001 и 2002).
Короче, я решил, что никакой собаки не хужее и погрузил своё тело, только вчера отсчитавшее очередную годовщинку, в поезд рядом с телом Клайда и под неровный перестук колёс меня вперёд к мечте понёс… кишинёвский поезд, в котором было не продохнуть от перегара, духоты и молдаван. Кстати в среде последних, в незнакомой чужеродной речи явно проскакивали вкрапления отборнейшей отечественной брани. Людям, обладающим особой извращённой формой патриотизма это может быть даже приятно, а я старался не сводить глаз с гитары, ибо, если человек так легко заимствует столь аморфное явление как речь, что стоит ему умыкнуть сугубо материальный музинстрУмент?
В Россию въехали… спя. Сдаётся мне, в неё только во сне и можно въехать, так как умом она, как известно, не только не блещет, но и не постигается. Надо работать подкорковыми областями мозга, на очень интуитивном уровне. Помню, выходили за пивом на станции «ДНО» и поражались, насколько всё-таки соответствует видимое названию. Уж не знаю, кто бы больше порадовался, Гоголь или Чехов. Раздолбанное всё, только надписи на заборах «Свободу Эдуарду Лимонову!». Всё, спать, спать, спать… До провинциального города Санкт-Петербурга.
Питер наступил ближе к полудню, неласково подымив трубами, уродливо нарядившись рекламными щитами. Зато на Витебском вокзале нас встретил Я-Ха, которого почти не чаяли видеть: он ценой невероятных усилий сбежал с работы, дабы самолично поприветствовать нас на земле петроградской. Времени до поезда оказалось мало, и Я-Ха побежал в метро. Это я потом понял, что он пошёл: темпы жизни там другие: приходилось поспешать.
На вокзале стало понятно, Что Без Портвейна Мы Никуда Не Поедем. Поэтому портвейн купили (я честно проиграл Клайду в шахматы две бутылки), а ещё пива много и табаку. И пошли дарить Я-Хе могилёвского самиздату. Подарив-поговорив, простились и сели в поезд, а Я-Ха на работу пошел. Вот, собственно, и всё…
О Питере.

Глава два.

Боковушки стали для нас в эту поездку и печалью и радостью. Усевшись на законные места, мы изволили отобедать, наблюдая уплывающие в прошлое урбанистические пейзажи Питера. Полторы бутыли портвейна утешили наши души, и, поддерживая ленивый псевдофилософский разговор с Клайдом, я погрузился в печальные думы о судьбе Родины.
О Русь! Сколько страданий, сколько лишений и бед претерпела ты, Мать. Сколько претерпишь ещё?! Сколько чужих сапог прошлись по девственной чистоте твоего лица! Но ты жива. Жива вопреки всему. И будешь жить. И никто никогда не сломит твоей души, вопиющей о любви к немощным детям своим, позабывшим тебя…
Так терзался я, пока мировая скорбь не загнала меня в туалет, где меня вырвало от тоски за многострадальную, милую моему сердцу землю. Утешившись, я взгромоздился на свою верхнюю боковушку, где и уснул младенческим сном до стольного града Петрозаводска, с которым впоследствии будет столь много связано.

Реклама могилёвской фабрики мороженного.

Друзья! Не ешьте мороженое в Петрозаводске! Клайд купил мне самое дешёвое, и, боюсь, не забыть мне вкус холодного толчёного стекла. Наверное, именно тогда я впервые ощутил любовь, искреннюю и неподдельную, к городу, который зову родным. Поскольку даже самое дешёвое мороженое у нас — пища богов в сравнении с петрозаводской дрянью.

Повечеряв, допив всё, что оставалось в бутылке, мы вновь улеглись спать. Зной сменился прохладой — пришлось одеться. Гитара успокаивала торчащим с багажной полки бочком: «Здесь я, спи спокойно». Пожелав ей спокойной ночи, я медленно погрузился в сон.
Проснулся оттого, что кто-то произнёс над ухом: «Так спят только музыканты». Торопливо поднявшись на стук запираемой двери тамбура, я побежал знакомиться. Молодые длинноволосые ребята представились группами «Рэйпд корпс» (изнасилованные трупы) и «Зебра». Впрочем, вид у первых был весьма живой и цветущий, а вторые к реггей никакого отношения не имели. Я разбудил Клайда, и мы отправились в гости к новым знакомым, причём пришлось отмахать полкилОметра до головы поезда (железнодорожная ветка в Карелии только полторы, поэтому поезда длинные-длинные), открыв и закрыв не менее сотни дверей. Ребята пили водку, флегматично поплевывая на покой спящих сограждан, и были относительно коммуникабельны, поэтому после недолгих попыток общения мы отмахали назад всё те же полкилометра. Ранним карельским утром (или белой карельской ночью) мы вышли в Сегеже.

Сегежа.

Стайка зябнущих музыкантов приняла нас в своё лоно, терпеливо дожидаясь транспорта до гостиницы. Нам не суждено было разделить их участь: подъехавшее такси приветливо похлопало дверями, впуская нас, бородатого дядю, который нас встретил, и даму, с которой мы, хоть и ехали в одном поезде, но чести быть представленными не имели. Дядя оказался Сергеем, гитаристом группы «Берега», а ехали мы домой к Саше и Лене Дорофей, главарям «Берегов» и, по совместительству, организаторам фестиваля. Нас не ждали. То есть ждали, конечно, но спя. Но сонное состояние хозяев не помешало провести два часа за отличной беседой, и подстать беседе, портвейном…
О, знать бы вам, что такое будить старика Клайда, когда ему этого совершенно не хочется! Мне узнать это довелось давно, но легче от этого не становится. Еле вытащив его тушку из-под теплой простынки, мы пошли к дому культуры, где должно было состояться действо. Д\к в Сегеже смахивает на д\к Железнодорожников в Могилёве. Но в подвале сегежского д\к обитает местный рок-клуб под гордым именем «Котёл». Пока мы адаптировались к новым условиям существования, приехал автобус, который повёз нас, к нашему вящему удивлению, на ЗАВТРАК.
«Рыбка» — примерный фест. В организационном плане. Продумано абсолютно всё: от покормить гостей до свозить их побухать на Выг-озеро после концерта. Я молчу уже о качестве звука, атмосфере фестиваля и отношении к зрителю и музыканту.
Завтрак был хорош. В столовой за наш столик присела та самая дама. Так мы познакомились с Ольгой Урванцевой, штатным фотокорром журнала «ФУЗЗ», приятнейшим человеком и прелюбопытнейшим собеседником, который по долгу службы в курсе всех основных богемных дел Питера и окрестностей. Уговорив бутылочку «Бруснички» (местный фольклорный десертный напиток, рекомендую), отправились готовиться.

«Рыбка-7. День первый»

Мне было и проще и сложнее. Проще, потому что играли вдвоём: я и Юлька (моя гитара). Сложнее, потому что все остальные привезли полноценное электричество. Но гости мы далёкие, поэтому мне было милостиво позволено сыграть две программы: и в первый день, и во второй. В соображениях по поводу составления программ и просто в соображениях на несколько лиц прошло всё утро, настало время обеда. Благородного вида «Икарус» отвёз всю музыкальную братию в уже знакомую столовку огромного целлюлозно-бумажного комбината, который и кормит город. В автобусе присмотрелись к российским музыкантам. Достаточно пёстрая, если не сказать больше, подобралась компания: от махровых металлюг до растаманствующего хиппейства. Но все очень хорошие, улыбчивые, милые.
Самым забавным в этой короткой поездке было появление страннейшего дяденьки в полосатых штанах и клоунских огромного размера кедах, который объявил всем, что зовут его Дядя Мыша и что он будет заниматься конферансом фестиваля, потому что он лучший артист разговорного жанра в округе, поэтому всем можно молчать, ибо всё что нужно он скажет сам, а теперь, друзья, похлопаем в ладоши сами себе… Помню, мы с Клайдом переглянулись…
Время после обеда и до начала концерта пролетело незаметно. Я успел узнать, что «Рыбка» — фестиваль, из года в год проходящий в Сегеже, причём собираются на нём по возможности приезжие команды и предпочтительно, чтобы всякий раз состав обновлялся, хотя существует крепкая давняя дружба с некоторыми группами, достаточно регулярно посещающими благословенную сегежскую землю. География седьмой «Рыбки» говорит сама за себя: Москва, Питер, Мурманск, Петрозаводск, Кемь, Ростов-на-Дону, Беломорск, Северодвинск, Кондопога, Могилёв и, конечно, сама Сегежа. Масштабы феста под стать географии. Уж не знаю за какие коврижки, но труда и денег он стоит немалых. Освещается фест тоже максимально возможно: интернетами, местными и центральными прессами, ну и самиздатом, конечно…
Открывали фестиваль мы с Юлькой. Я взгромоздился на достаточно высокую сцену, ощущая за спиной кусочек Родины — старое заслуженное знамя «Тихого омута», водруженное нами с Клайдом, нравится это кому-то или нет. Вообще в отдалённых от нас регионах царит путаница по поводу могилёвских печатных изданий, мол, что ни журнал или газета, так название новое. Ну, надеюсь, впредь такой путаницы не будет. Да и беды в том, что на сцене висело знамя почившего в Бозе творческого объединения, я не вижу, поскольку сам долгие годы играл под его сенью и чувствовал, пусть меня назовут сентиментальным, серьёзную поддержку этого заляпанного прапора.
Принимали меня хорошо, хотя ощущалась некоторая напряженность оттого, что я, как белая ворона, играю один в акустике. Впрочем, фест получался очень разноплановым, и это утешало. А самыми благодарными слушателями на том концерте были у меня местные менты. Кстати, редко доводилось слышать такого качества звук. Всем нашим занимающимся концертами конторам есть чему поучиться у карельских коллег.
После меня на сцене появилась сегежская банда СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЙ ЛЕС«. Ох, какой шквал добротного ритм-энд-блюза! В тандеме с нашим Юрой Нестеренко эта команда выглядела бы очень замечательно. И если Юра тяготеет больше к блюзу, то «С-З. Л» — более рокенрольная команда, отличающаяся не только профессионализмом, но и хорошими текстами.
Следующим коллективом, поднявшимся на сцену, был «B.B.KOFF» из столицы Мурманской области, если мне память не изменяет. Чтобы читателю было легче, позволю себе сравнить её с Юрием Антоновым в утяжелённом варианте. Сложилось впечатление, что старые дядьки с хайрами ниже лопаток представляют собой эдакий ВИА в почти классическом варианте. Самое запоминающееся — бледная девушка с басом наперевес. Вообще-то следует заметить, пусть и забегая вперёд, что среднестатистический профессионализм команд на Руси гораздо выше белорусского.
После «БИБИКОФФА» вышли хозяева феста — «БЕРЕГА». Я заметил любопытную закономерность: на белорусской земле музыка получается, в большинстве своём, минорная и депрессивная. Возможно, это плоды болотного менталитета дремучих аборигенов местных лесов, возможно, — следствие генетического алкоголизма, так или иначе, а в России доброй, весёлой, позитивной музыки поболе будет. «БЕРЕГА» тому яркий пример. У Лены отличный голос, команда играет… Можно я не буду повторяться про профессионализм? На «БЕРЕГАХ» вспомнились слова Ермена о том, что у русского рокенрола две беды: водка и поющие бабы. Позволю себе интеллигентно не согласиться. Давно не испытывал такого удовольствия от женщины на сцене. Легко, светло, добро. А «ох, за что люблю Ивана…» я мурлыкал под нос, когда на сцене уже появились «MORAY EEL» из Москвы, игравшие уже не старый добрый фолкового замеса рок, а молодой злой джиджиджи. Пела, кстати (очень даже кстати пела), тоже девушка. С хорошим голосом. Только чужое что-то, непонятное. Даже шикарная техника, по-московски гладкая и драйвовая, мою провинциальную душу не тронула. В некоторых случаях Ермен, может, и прав.
От выступления наших знакомцев из поезда, коллектива «РЭЙПД КОРПС», хорошего впечатления не осталось. Говорят, в России, в том числе — Сегеже и окрестностях, таких тяжелых банд немного, а меня на Родине поташнивает от их изобилия.
«ДЕСЯТЫЙ ПСЕВДОНИМ» из Беломорска мы проворонили в подвале, общаясь с новыми товарищами. А завершал концерт коллектив из Северодвинска «ДВА ИДИОТА И АВТОБУС». Геть, какие весёлые ребята: галстухи красные, ботинки острые, играют что-то вроде блюза в лучших традициях панк-рока. По текстам — полу-ЛЛЕНИНГРАД, полу-ЗООПАРК, по подаче — что-то вроде наших МЕСТ НЕТ, только ярче и безумнее. Вокалист поёт, фигача на басу, причём не лажая. Привезти бы их в гости…
Завершился первый день около часу ночи. Я, выбегая курить, все время удивлялся: отчего не темнеет? Вообще, белая ночь — красивое явление, чреватое при насыщенной культурной программе сбоем биологического будильника. Это довелось испытать на своей шкуре.

ВЕЧЕР ПЕРВЫЙ

Вписка на ночь у нас сложилась быстро и беспроблемно: гитарист БЕРЕГОВ Сергей, и жена его Вика пригласили нас и Урванцеву к себе. Славно поужинав, мы всей честной компанией собрались на Выг-озеро, куда уже направились на полезном автобусе все славные бойцы рокенрола. Неблизкий путь коротали в беседе, воспоминаниях и подтруниваниях. Со слов Ольги я пытался представить себе атмосферу питерской жизни. Знаете, там всё совсем по-другому. Другие ценности, другие критерии хорошего и плохого, другими идеалами живущие люди. Не скажу, плохими, просто какие-то вопросы, острые и больные нам, возможно, по причине провинциальности нашей, не имеют для них краеугольного значения. Хотя жизненная позиция и отношение к вещам питерцев и московцев, приближенных к «Выргороду» и экс-«Осколкам» нам близка и понятна. Так что, может быть, это и есть признак принадлежности к недобитому «рокенрольному фронту»…
На карельском озере в белую ночь чудо как хорошо. Я полез в тёплую воду, понимая, что не прощу себе, если не искупаюсь, чем потрепал нервы Клайду, забравшись относительно далеко. Правда, тот быстро успокоился, когда в сотне метров от берега я стал на дно, а воды мне было — по пояс. Вся музыкальная братия пила на берегу водку, палила костры и горлопанила песни, а мне почему-то было невесело. Вспомнилось…

ДЕНЬ ВТОРОЙ

В перерывах между трапезами и возлияниями мы «распространяли» наш самиздат. За что и жили, а не приживались. Дожили до концерта, изрядно окультурившись посещением музеи, общением и дегустацией местных портвейнов…
Уже привычный Дядя Мыша, в криках и холеричном оптимизме которого стало видеться что-то положительное и добродушное, опять позвал меня на сцену. Программа второго выступления была более спокойной и лиричной, но принимали по-прежнему очень тепло.
После на сцену вышел старый дядька. Лет семидесяти. Герман Фирцев, карельская легенда. Герман вместе со своим братом играли когда-то в группе ВСЁ, но на фесте он был один с гитарою и барабанами в записи. Как он со страшной силой лабал!!! Молодым бы так. Я простоял с открытым ртом всё время, пока со сцены лился поток плотнейшего гитарного импровиза.
Коллектив из города Кемь ПСИЛОЦИБ, сменивший старика, технично и тяжело зарядил мЕтал, но никакого восторга не вызвал. В памяти осталось ощущение излишней патетичности текстов при достаточно посредственном вокале.
А потом было что-то. На сцену вышла ЯД ОРХИДЕИ. Я не оговорился: именно «вышла». Группа из Ростова-на-Дону состоит исключительно из девушек. Зал открыл рот. Играли девушки что-то тяжёлое. Я ничего подобного никогда не видел. Играли они не ахти, явно делая ставку на необычность сугубо женского состава и белые одеяния с разрезами на бедрах, призванными отвлекать слушателей от огрехов в исполнении. Но подумалось, а может, Ермен всё-таки не очень-то и прав? Порадовали…
А потом было что-то непонятное: какой-то Саша Кучков в компании какой-то девушки. Саша, не заявленный в афише, сказал, что они специально сделали под минусовку пару песен в стиле «рок». Глядели на них только благодаря девушке. У меня закралась мысль, что это была фанера.
Кучкова с напарницей сменила ЗЁБРА из Петрозаводска, разбудившая нас в поезде по дороге в Сегежу. Джи джи джи, ры ры ры… похоже на московско-могилёвский ЮРБАЙ, только лучше по музыке и хуже по подаче.
Петрозаводское нашествие продолжилось коллективом ЗАДВИГИ ПОПЛАВСКОГО. Могу напророчить группе большое будущее. Очень форматная, очень заводная и неглупая команда. У них можно учиться поведению на сцене. Всем полюбился саксофонист, заряжавший, как в последний раз, впрочем, остальные тоже были очень некислого уровня, а вокалист-фронтмен — вне всяких похвал. Хорошая нетяжелая танцевальная группа на любой вкус. А как зажигали Клайд и Оля Урванцева под это дело — не передать!
Дальше — больше… Мурманск. КУЗЯ-БЭНД. Я опять ничего не буду говорить про профессионализм, можно? Большой нежный дядька давал в зал такого добряка, от которого, не сочтите сентиментальным, в глазах слёзы стояли. Это была воплощенная радость. «Лезвия струн рвут мои пальцы. Я улетаю солнечным зайцем…» Лучше о Кузе не скажешь. Не музыка — квинтэссенция добра…
Потом было не так уж и интересно. Справедливости ради перечислю: ИСТИННЫЙ ОБЛИК из Петрозаводска, говорили, самая навороченная группа феста, хотя, несмотря на гладкий звук, смахивающий на помесь КАЛИНОВОГо МОСТА и АВАНГАРДШКОЛЫ, мне так не показалось, и сегежские ЧЕРЕПА, игравшие пролетовский панк, хотя похуже, похуже…
Дядя Мыша поздравил всех тепло и сердешно с окончанием (потом за кулисами рассказывал кому-то, как он такую музыку ненавидит).
Уставшие, радостные и с гитарами, мы снова отправились на Выг-озеро…
Я сидел одиноко на берегу, слушая, как Кузя, Ольга сотоварищи пели хорошие советские песни, и думал… Да, я рад, что побывал на сегежской земле, рад, что попал на праздник, а никак иначе не могу назвать своё пребывание там… Но появилось терпкое ощущение того, что праздник окончен и пора домой. Это очень правильно — вовремя остановиться. Меня неудержимо потянуло на родину. С этим ощущением я вступил в

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Он начался портвейном у Сергея и Вики. После — долгие прощания с новыми хорошими друзьями, обещания встретиться во что бы то ни стало, которые, верю, сбудутся.
Славный дом культуры осиротело наблюдал, как мы с Клайдом при полной экипировке заливаем очередной портвешок в компании Германа Фирцева. Попрощавшись, отправились на озеро, в расчёте уехать на дневном поезде, предварительно выкупавшись и хорошенько отдохнув.
На озере собралась подходящая компания, гуляние продолжилось. Кузя и ЗАДВИГИ, приехавшие позднее на дешёвых российских такси, расчехлили барабаны, саксофоны, мои гитару, флейту и губную гармошку, и песчаный пляжик, на котором отдыхала стайка местных жителей, был потрясён импровизированным концертом, благо никто из нас не стеснялся отдыхать вовсю. Сожалея о необходимости уходить, мы всё-таки откланялись, поскольку на подъезде был поезд, в котором мы вместе с Урванцевой рассчитывали добраться до Питера.
Но нам не продали билеты. Урванцева, умный человек, купившая билет заблаговременно, укатила домой, а мы вернулись на пляж, где с горя с радостью попили вкусного и попели хорошего.
Уехали мы на следующем поезде, но не до Питера, а до Петрозаводска. Пока ехали, Клайд успел достать в Медвежьегорске всех местных жителей, яростно торгуясь за пиво и копчёного сига, коих продавали прямо на платформе. Пиво и сиг были очень-очень вкусными, а аборигены — очень-очень печальными. Но то, что было дальше, мне не забыть некогда! Представьте, поезд. С одной стороны — гора, с другой — склон. Поезд идёт между двух стен лесополосы. И вдруг — музыка. Сперва мне показалось, что включилось вагонное радио, только кассету жуёт. Но это было не радио. То усиливаясь, то утихая, до нашего слуха доносились очень мягкие звуки чрезвычайно приятного низкого диапазона. Клайд не согласен со мной, но мне кажется, что это было похоже на гобой и виолончель, совмещенные в одном инструменте. Это не было похоже на музыку в привычном понимании. Если и способен разум создать нечто подобное, то только не человеческий. Мы долго гадали, что же это могло быть, и сошлись во мнении, что идущий по горам поезд «поёт» рельсами, а низкая мелодия без ритма ударяется о стены леса и возвращается в уши неслыханной симфонией. Клайд уснул, а я в каком-то блаженном восторге проторчал в окошечке тамбура, слушая это удивительное пение, не меньше часа, пока не закончились горы…
В окошечке кассы вокзала в Петрозаводске сказали, что продолжить путь мы сможем только утром, если будут билеты.
Мы были немного озадачены. Я предлагал Клайду добраться до ближайшей трассы и уехать стопом, но и сам понимал тяжесть своего предложения. Положившись на судьбу, которая берегла нас всё путешествие, решили остаться и познакомиться с городом.

ТАЙНА ТРЕТЬЕЙ КОЛОННЫ

Когда два белорусских путешественника покинули петрозаводский вокзал, на площади перед ними возник огромный стенд. На фоне красивейшего карельского пейзажа большими буквами было начертано: «Долго будет Карелия сниться». И внизу — приписка: «300 лет». Это был год, юбилейный не только для Питера, но и для Петрозаводска, но нам в прочитанном виделось пророчество.
Какой-то байкер сказал, что самое интересное в городе — набережная. Туда и направились. Представьте наше удивление и радость, когда на площади перед Петрозаводским государственным университетом мы встретили девушку, с которой познакомились на фесте. Её звали Марина. У неё была очаровательная шапочка цветов абиссинского флага и неуёмная энергия. Она стала нам родной сестрёнкой: всю ночь напролёт показывала город. Я не помню лучшей экскурсии. Нет, не сухим лекторским языком рассказывала она о достопримечательностях Петрозаводска, но живо и интересно сообщала и исторические сведения, и местные тусовочные легенды. Я вспоминаю о ней с искренней теплотой и благодарностью. Несмотря на усталость, я не чувствовал за спиной рюкзака, блуждая по набережной, превращённой городом в произведение искусства: через каждые десять метров берега Ладожского озера стояли скульптуры и памятники, подаренные городу другими народами и странами. Это была довольно пёстрая в искусствоведческом плане галерея под открытым небом. И не столько интересна история тех или иных произведений, сколько байки и легенды, которые породила вокруг них народная молва. Там вы увидете бабу с четырьмя грудями; Дерево желаний с торчащим из него ухом, в которое следует желание шептать, и уворованными колокольчиками, в которые необходимо позвонить, прошептав что-нибудь заветное (За неимением колокольчиков мы постучали по дереву (оно железное) бутылками); монументальную скульптуру «Рыбаки», с нависающей над озером сетью метров на восемь вперёд и многое-многое другое. Я молчу уже о соблазне остаться до утра и посетить легендарные Кижи.
Но самая чудесная история — Тайна третьей колонны. Пока Маринкин язык без костей рассказывал очередную байку, мы вышли на площадь Кирова перед местным драматическим театром. Посреди стоял памятник самому Кирову, указующему перстом куда-то в землю перед собой. Марина отсчитала справа налево третью колонну театрального фасада и предложила нам посмотреть на памятник. Ракурс удивительнейший! Указательный палец Кирова, торчащий из-за торса его фигуры, а также слегка отклонённое его назад положение создавали впечатление, что великий деятель самым ленивым образом справляет малую нужду. Неисповедимы пути советского искусства!
Но усталость и стабильный недосып брали своё, и Марина повела нас в ночное кафе, чтобы поддержать иссякающие силы. Горячий чай и бутерброды с форелью — как это иногда здорово. А потом — снова вокзал и напоминание, что Карелия будет сниться не менее трёхсот лет, сердечное прощание с Мариной (показали друг другу язык напоследок), и с ощущением, что вот бы нам в родном Могилёве побольше таких человечищ, мы с Клайдом заняли свои утренние боковушки.

МОРДА НА ЛАПАХ

В этот раз в Питере Я-Ха нас не встречал. Как два идиота и автобус, мы не взяли координат Урванцевой. Но у нас были билеты на вечерний поезд, радость от ощущавшейся близости дома, свежие силы и портвейн. Мимо Рубинштейна 13, мимо музыкальных магазинов и прочая мы прошли пешком в адскую жару со всей поклажей до Литейного моста. В Летний сад без денег нас не пустили, а так хотелось перекусить в тени тех древ, куда хранцуз Александра Сергеевича «гулять водил». Но рядом с летним садом был почти лысый парк, который и стал для нас столовой. А потом — Дворцовая площадь, Зимний, Александрийский столп и телефон: мы всё-таки вызвонили Я-Ху. Стрела с ним была заколочена на станции метро «Маяковская». Я проторчал между бронзовых ног Владимира Владимировича больше часа, наблюдая за блуждающим Клайдом, пока Я-Ха не приехал. Он летел со всех ног, держа под руку девушку, и я в очередной раз пожалел жителей больших городов. Я-Ха провожал нас тепло и душевно, и мне было жалко, что не удалось раззнакомиться поближе. Мы махали друг другу ручками, пока питерские друзья не скрылись из глаз, и откинулись на спинки своих боковушек в ужасном душном украинском вагоне нового образца. Клайд улыбался мне. Я — ему. «Ты не понял, мальчик. Мы домой едем…»

ФИНАЛ

Утром мы были в Могилёве. Дышали привычным воздухом. Глядели на привычные виды. Покупали привычные пирожки на привычные деньги. А потом пошли в редакцию к Романову.
И когда в фарфоровых редакционных кружках заплескался тёплый портвейн, а ноги в одетых на босую кедах стали потихоньку отходить, мы с Клайдом переглянулись и чуть ли не в один голос сказали: «Значит, так… Про Белку и Стрелку слышали?»