Марсианские хроники: Соломенные псы и само время

“Спасибо!” Егор отсоединяет гитару, забирает примочку и уходит. Музыканты собирают аппаратуру. На месте Летова появляется директор ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ Сергей Попков, — сматывает шнуры. Свет в зале. Всё.

ХЛЕБНИКОВ РУССКОГО РОКА

В сентябре появились афиши: “Г.О. “Долгая счастливая жизнь”. Песни из нового альбома. Специальные гости — СОЛОМЕННЫЕ ЕНОТЫ”.

Это второй концерт ГО в “Горбушке”. Первый прошел в апреле 2003-го. Тогда собралось не меньше двух тысяч человек, теперь, 25 октября 2003 года, слушателей было ещё больше. И играли тогда с ОБОРОНОЙ не “гости”, а вечный московский разогрев (помните кильку “в нагрузку”?) — ЭШЕЛОН ПАНФИЛОВЦЕВ да приглашённые организаторами минские КРАСНЫЕ ЗВЁЗДЫ . Про эшелон говорить нечего и незачем, а КЗ, которые, по мнению некоторых, “не совсем пустое место, иногда наоборот”, выглядели тускло и играли мимо. Чем расстроили небольшой отряд своих поклонников, купивших недешёвые билеты именно из-за них.

А вот ЕНОТЫ выступали уверенно. Кто не знает, СЕ — легенда московского андеграунда. Их не слышали и не услышат дворовые панки, которым “КиШ и ГО — близнецы-братья”. Самописные кассеты СЕ не продаются в ларьках, а бережно хранятся и дарятся друзьям. Их любят художники, поэты-музыканты, журналисты... Хлебников — не массовое чтиво.

Лидер СОЛОМЕННЫХ ЕНОТОВ Борис Усов — поэт ; творец журнала (именно так: его “Связь времён”, “Мир искусства” есть рукотворный венец самиздата); знаток и ценитель авторского кино; инициатор и организатор многочисленных регулярных квартирных фестивалей. Борис Усов открыл “городу и миру” Казахстан в лице Ермена и всего актюбинского панк-клуба. Борис Усов — гениальный мифотворец, создавший жизнь-образ-легенду. Вопреки этому образу, он прекрасно умеет добиваться поставленной цели. И главное детище Усова, — конечно, СОЛОМЕННЫЕ ЕНОТЫ.

На сцене ЕНОТЫ оказались в составе: Боря Усов — действо, вокал, декламация, ритм-гитара; Арина — соло-гитара; Александр Репьёв (автор песен, звукооператор, дизайнер) — бас; Юлия Теуникова (комментарии излишни) — клавиши; Борян Покитько (ЛИСИЧКИН ХЛЕБ) — барабаны. Радушной присказкой, медовым словом обратился Боря к собравшейся почтенной публике. “Привет, долбоёбы! Нравится вам это или нет, но ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА выйдет на сцену ровно через 45 минут. Поэтому все желающие могут пока пойти попить пива, покурить травы или вмазаться героином. А сейчас будет играть группа СЕ”. И выступление началось. Боже, что со звуком?! В прошлый раз на ОБОРОНЕ в “Горбушке” был праздник ушей. Говорят, Егор сказал потом: “Первый раз в жизни играли с нормальным звуком”. А сегодня звук — как в плохом кинотеатре: каша, перегруз, мало голоса. Слов толком не слышно. Пострадала даже ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА: несколько человек (среди них — поэт Аркадий Семёнов) не вынесли изощрённого издевательства и покинули концерт во время выступления ГО. Впрочем, большинство присутствующих знают тексты песен Летова наизусть, иные приходят не на концерт — на караоке с плясками, и на разницу между хорошим и ужасным звуком не обращают внимания. А ЕНОТОВ аппарат резал на корню. Услышь я группу впервые, скорее всего, ничего не разобрав, отправился бы пить пиво по совету Усова. Забегая вперёд, скажу, что в середине выступления ОБОРОНЫ такого звучания не вынес даже много повидавший на своём веку Евгений Колесов. Вместе с Аркадием Голубковым (в миру — Аккордием) они совершили набег: директор “ХОРа” — на уши манекена за пультом, а звукооператор — на ручки аппарата. Но тщетно: посреди концерта на незнакомой аппаратуре из говна конфетку не вылепишь.

Усовский “атональный вокал” часто вызывает отторжение — но это поначалу. Лично я, сразу оценив силу текстов (убойную наповал), к манере пения Усова привыкал несколько лет. Казалось бы, что неповторимого в усовском голосе? —достаточно найти любого человека, который, обладая слухом, совсем не умеет петь, — будет то же самое. Однако смельчаков нет. Полагаю, дело в двенадцатилетнем упорстве и последовательности лидера ЕНОТОВ, равно как и в таланте и внутренней силе Бориса.

О самом выступлении много говорить не стану. Усовская манера поведения на сцене — уникальна, пытаться её описать может только мастер художественного слова. Аранжировки лаконичны и достаточны, некоторые — недоделаны, отдельные — превосходны. Теуникова и Репьёв привнесли музыкальных красок. Группа неожиданно предстала довольно сыгранной, разве что нередко ошибался Борян (ну, не Андрюшкин, конечно, но — старался, а местами выдавал искромётные пассажи). Трудолюбивая Арина, давний верный соратник Усова, была на месте. Зачарованный действом, на бас я не обратил пристального внимания; но уверен, что Репьёв, обладающий тонким музыкальным вкусом и чутьём, не мог промахнуться. Ну, а клавиши Теуниковой — это сюр! Таких непривычных ЕНОТОВ я раньше не слышал. И если бы звук был выстроен по-человечески (необходимо было “всего ничего” —нормально выстроить общий баланс, сильно поднять голос да не допускать “перегруза”), то этот концерт мог бы обернуться триумфом и большой бедой для ЕНОТОВ, ибо такое выступление сложно повторить, тем более перепрыгнуть. Но звук был хуёвый: до меня долетали осколки словосочетаний. Знакомые в один голос говорили, что “не расслышали текст новой песни”.

Соответственно, все, кто слышал группу в первый раз, всех слов понять не могли по определению. И вряд ли услышанного было достаточно, чтобы оценить масштаб явления и понять, почему десяток самых искушённых музыкальных журналистов уже несколько лет называют СОЛОМЕННЫХ ЕНОТОВ “лучшей интеллектуальной панк-группой”.

А “долбоёбы” из танцпола пытались слушать. Не все, конечно. Иногда сцену посещали инопланетные пластиковые бутылки-стаканчики. Надо сказать, даже Егор Летов не избегает прямого попадания этой “всенародной любви”. В пылу выступления Усов было дрогнул и изрёк сакраментальное: “Который ещё раз сюда что-нибудь бросит, будет иметь дело лично со мной”. Но ещё через песню довольно добродушно бросил: “Долбоёбы, может, вы успокоитесь?” Что удивительно, это возымело действие. Правда, ненадолго и не на всех: из-за кулис к Усову подполз какой-то кожаный мудозвон (наверное, из числа организаторов) и начал что-то ему втирать. Благо, уполз восвояси. Но вот уже всенародная любовь вскипела девятым валом, душа почтенной публики возжелала кумира. СОЛОМЕННЫЕ ЕНОТЫ закончили выступление.

ДОЛГАЯ СЧАСТЛИВАЯ ЖИЗНЬ

На сцене — ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА. В полном электрическом составе: Егор Летов — голос, ритм-гитара; Александр Чеснаков — соло-гитара; Наталья Чумакова — бас; “Сан Саныч” Андрюшкин —ударные; Сергей Летов — саксофон. Настройка: Егор просит прибавить голос. И — с ходу — “Он увидел солнце”.

Последний год ГО на заметном подъёме — чувствуется, Летова прёт. Наверное, потому, что снова пишутся песни, снова открыты горизонты, вернулось ощущение “всё по силам”. И в последние же несколько лет нередко я слышу: “Концерты уже неинтересны, ГО стала играть профессионально, всё слишком сыгранно, слишком похоже из концерта в концерт”. Видимо, играть мимо нот или забывать слова — это верные признаки жизненных сил группы? Мне видится иначе: некоторые аранжировки переработаны (“Офелия” сейчас звучит куда круче, чем на альбоме “Сто лет одиночества”), усилены саксофоном (сперва саксофон в ГО вызывал недоумение, впрочем, и партии его не сразу сложились; теперь остались единичные спорные аранжировки), а общее звучание стало куда более мощным, чем пять-семь лет назад.

Вторая песня — “Без меня”. В Москве звучит впервые: “Убегает мой мир, убегает земля... Отсюда — далеко-далеко... Без меня апрель, без меня февраль...”. Глядишь из круглого окошка самолёта и не находишь себя в суетливом и прекрасном вечном движении жизни, и совсем этому не удивляешься. Вообще эти песни за звездопадом, — будто за горизонтом..., но этот горизонт летит тебе навстречу, неся в себе неотвратимую мудрость всезнающего молчания.

“И снова темно”. Какая же всё-таки это мощь — ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА. И голос —перекрывает всё и парит надо всем.
“Долгая счастливая жизнь”. Наверное, лучшая песня будущего альбома. Песня эта, однако, не оставляет ни просвета надежды: “...Безрыбье в золотой полынье / Вездесущность мышиной возни / Злые сумерки бессмертного дня... Марсианские хроники нас... Посреди одинаковых стен... В гробовых отдаленных домах / В непроглядной ледяной тишине...” Всё это — навсегда неизменное (“изменениям и праздникам — нет!”), навсегда одинаковое — это и есть Долгая счастливая жизнь для каждого из нас — не отвертеться.

Затем был блок старых-вечных хитов, и я обратил внимание на круговорот долбоёбов на сцене. Выглядело это так. Охрана выдёргивала на сцену пунков, рвущихся вперёд и вверх, и деликатно препровождала по краю сцены направо и вниз по лесенке, и счастливые побыватели-на-сцене ныряли в чёрное море себе подобных. Продолжался сей круговорот в течение всего концерта, — и выглядел преизрядно.

...”Мы идём в тишине”. На проигрышах саксофон ведёт мелодическую линию. Хорошо.

В отличие от звуковика, “мастер по свету” работал очень грамотно, уместно, тактично, и даже — с юмором. Кстати, на ЕНОТАХ мастер не старался, — наверное, думал, что это банальный разогрев.

Блоком идут “Евангелие” и “Свобода”. Наталья в ударе, играет точно, отчаянно и вдохновенно. Сан Саныч великолепен, как всегда. На середине концерта ловишь себя на мысли, что, оказывается, саксофон Сергея Летова звучит в каждой песне, и не меньше, чем другие инструменты. “Самое время” в электричестве оказалась неожиданно ритмичной — в апреле на подольской акустике медленной красотой мелодии и текста и размытостью ритмических границ она мне напомнила башлачёвскую “Когда мы вместе”. А какое здесь гитарное соло Чеснакова! Следом “Как листовка” — задорно и лихо, как после Апокалипсиса.

“Наваждение”. “Собаки”. Весной Летов объявлял: “Собаки. Посвящается событиям в Ираке”. Может быть, поэтому однобоко запомнилось, что “миром правят собаки, нас догоняют собаки... и здесь останутся только собаки”. Теперь в голове осталась запредельно красивая голосовая партия припева: “Взмывает в небо / За моим за окном / Непобеждённая страна...”. И ошибётся тот, кто подумает, что эти слова —лишь о Советском Союзе. Даже если так думает автор.

На “Самоотводе” я попытался подытожить впечатления от новых песен. Так вот, контраст между песнями старыми и новыми очень заметен. Старые — более резкие, новые — более вязкие, медленно-тягучие. Старые — более конкретны; новые — выплывают из тёмной глубины за звездопадом, и их очертания (смысловые и энергетические) ещё размыты.
“Всё идёт по плану” я не узнал — настолько неожиданным было соло-вступление саксофона. И оптимистический финал концерта: “Зоопарк” и “Солнце взойдёт”. Ждём нового альбома, и долгая счастливая жизнь всё продолжается...

ЗА ЗВЕЗДОПАДОМ

Итак, “Долгая счастливая жизнь” в “Горбушке” 25 октября 2003 года: спето 24 песни, из них 4 новых. За день до “Горбушки” в Петербурге было 5 новых песен (интересно, какая пятая?). Ещё в Питере звучало “Русское Поле Экспериментов” — по свидетельству очевидца, Егор спел его не голосом — кровью: настолько сильно и как-то неожиданно, необычно, “с болью”. “Поле” произвёло впечатление даже на старых, “угасших”, т.е. скептически настроенных поклонников, пришедших на концерт, чтобы найти подтверждение тому, в чём сами себя убедили: мол, Егор уже не тот. А в Москве длинных композиций — экзистенциального “Поля”, психоделического “Прыг-Скока” (третье “великое полотно” — “Невыносимая лёгкость бытия” — на концертах, кажется, не звучало ни разу) не было. Из предпоследнего летовского “двойного альбома” “Солнцеворот - Невыносимая лёгкость бытия” показались только “Мёртвые”. Песня давно и прочно вошла в активный репертуар ГО, в последние годы исполнялась на большинстве концертов; но в этот раз как-то не прозвучала. Она попала в жернова - между “Листовкой” и “Наваждением”, энергетически “провисла”, сыграв роль эдакого “разгрузочного буфера”. Да, “наследственность передаётся через поколение” — дети идут в родителей своих родителей, и новый альбом, судя по всему, явит своё родство с “Прыг-Скоком” и “Столетом”. С другой стороны, очевидно, что будущий альбом продолжит “генеральную линию” творчества Летова: через социально-апокалиптическую ярость конца 80-х — к экзистенциально-психоделическим вершинам “Прыг-Скока” и “Столета”, огранённым, удивительно цельным и окунувшим наши глаза во мрак “нижней” бездны — и дальше, в запредельную высь «Солнцеворота» и «Бытия». Удивительные эти альбомы, отверзающие верхние бездны: “маятник качнулся в правильную сторону”... “весел, печален и прав”. Может, потому эти альбомы и оказались неуслышанными, непонятыми, неосознанными, — потому что взгляды и умы были прикованы к сверкающим кристаллам, заворожены зиянием нижних бездн? Или — неужели? —мы были обмануты шкурой революционной риторики? А ведь под косолапой шкурой — мясо вечности.

Не знаю, что будет дальше, но этот поэт бесповоротно “въехал в вечность”, вляпался в бессмертие уже после “Ста лет” — стихами 1993-1998 гг., текстами Бытия — Солнцеворота.

Это могло бы быть так наглядно видно в книге стихов Летова, но, к сожалению, она, недавно изданная, пятисотстраничная, оказалась настолько нелепо составлена, что представления о творчестве, о поэтическом пути Егора вынести из неё практически невозможно. Будто побросали все в пыльный мешок, потрясли, вывалили бесформенной кучей - и забетонировали. Вместо живой огненной книги получился могильник в красивом гранитном переплёте.

А Солнцеворот Бытия ещё и потому не был услышан, что это уже не крик Пустоты, это совсем другой сплав несочетаемого — это ярость созидания. И понятно, что музыка вызвала отторжение и проскользнула, не оставив следа, сквозь уши, настроенные на экзистенс-суицидальную волну: ведь в этой музыке - пафос строительства. А стройка кипит уже за той непрошибаемой прозрачной стеной, где “времени больше не будет”.

А дальше — три... четыре...пять лет молчания. И — “Звездопад”. Прекрасный, светлый и грустный альбом. Ностальгия. Ностальгия вечности по времени: “...в придорожной пыли... но солнце — взойдёт!”
И вот, из кромешного, туманного сумрака за звездопадом выплывают ещё размытые контуры. Это — непокорённая страна. Там — целое лето. Без меня. Каждому из нас.

Самое время.