12.12.2007 Тимофей Яровиков: я такой весь из себя русский

Лидер группы СЕРДЦЕ ДУРАКА из белорусского города Могилёва, поэт, автор песен Тимофей Яровиков прибыл в Питер всего на один день, чтобы отыграть концерт в «Камчатке». Я встретил его утром на Витебском вокзале и ночью проводил на Московском — Тимофей отправлялся в столицу радовать своим выступлением тамошних обитателей. Весь день мы с ним разговаривали, и признаюсь, самое интересное осталось за рамками этого интервью. Некоторые темы возникали спонтанно в ситуациях, когда было не до диктофона. Тимофей — не только один из лучших авторов в нынешней русскоязычной рок-музыке (и не только в ней), но и замечательный рассказчик историй появления своих песен. Что ж, надеюсь, об этом я его как-нибудь ещё расспрошу и предложу вашему вниманию эти рассказы. Пока же будьте любезны ознакомиться с фрагментами нашей беседы, в которой Тимофей опять-таки рассказал и о себе и о группе кое-что неожиданное.

Тимофей Яровиков, гр.СЕРДЦЕ ДУРАКАИгорь Лунев: Почему вы так долго пишете альбом? Ведь музыка-то у вас, вроде, не особо сложная?
Тимофей Яровиков: Больной вопрос, который мне задают по многу раз на дню. Долго… По не зависящим от нас причинам. Хотя можно ли их назвать не зависящими от нас, даже не знаю. В общем, в студии в Могилёве, где мы пишемся, пишется, кроме нас, ещё огромное количество могилёвских групп. Она перманентно занята. Периодически бывают заняты музыканты группы. Периодически у нас ещё возникают какие-то проблемы. Совершенно точно знаю: дай нам сейчас две недели — мы альбом «добьём».

ИЛ: Альбом записывается одним и тем же составом, или состав менялся в процессе записи?
ТЯ: Есть некоторые такие эксперименты, что ли… Видимо, далеко не всё будет звучать на концертах так, как в альбоме. Мы привлекли к записи виолончелистку, одну на песню мы пригласили гитариста группы РАЗГРОМ из Борисова, его Сашей зовут, я даже фамилии его не знаю. Лидер этой группы Василий Медунецкий трагически погиб этим летом. А так, в принципе, всё делали своим составом.

ИЛ: А виолончелистку как зовут?
ТЯ: Аней зовут. И её фамилии я тоже не знаю.

ИЛ: Хотел бы ты записать акустический альбом?
ТЯ: Очень. Я вообще акустику очень люблю. У меня так сложилось, что я на гитаре учился играть по своим песням. Меня когда-то пригласили в одну из могилёвских групп. Я когда-то просто писал для группы тексты, а потом та юношеская группа благополучно распалась на две, и в одну из них меня уже пригласили в качестве вокалиста — мол, ты пишешь, ты и пой. Я пищал там что-то. Потом и эта группа развалилась. А песни уже были. И оказался перед необходимостью учиться играть на гитаре, чтобы самому их петь.

ИЛ: Музыка была твоя? Мелодии?
ТЯ: По тем временам я писал только тексты, и ребята что-то на эти тексты соображали. Я уже ничего не играю из тех песен. Это было так давно, мне было тогда 15-16 лет.

ИЛ: Если бы ты всё же взялся за акустическую запись, это был бы твой сольный альбом или альбом СЕРДЦА ДУРАКА?
ТЯ: Я не погнушался бы сесть просто с гитарой и записать. Мне было бы интересно и с другими музыкантами, в таком лайт-составе. Хочется, когда мы допишем этот альбом, если будем делать презентацию какую-нибудь, сделать помимо той программы, которая сейчас есть, более или менее жёсткой, такую облегчённую, полуакустическую. Ну, наверно, будет гитара, быть может, скрипка. Очень хочется какие-то такие вещи попробовать. Акустический альбом — мне бы хотелось, чтобы это был альбом СЕРДЦА ДУРАКА. Я считаю, что если какое-то сотворчество происходит с другими людьми, то я, конечно, как автор несу ответственность за эти песни, но за продукт… Это должна быть общая радость и общая ответственность.

ИЛ: Ты не думаешь, что одним из побочных эффектов «раскрутки» группы СЕРДЦЕ ДУРАКА может стать постепенное смещение акцентов со смысловой нагрузки твоих песен в сторону твоей персоны или персон участников группы?
ТЯ: Я этого в отношении себя очень боюсь. Песни можно любить. И мне бы очень хотелось, чтобы их любили. Меня очень радует, что они находят отклик у географически далёких от нас людей. Это радует бесконечно. Но я всегда хотел бы соблюдать некую дистанцию всё-таки… Не то что с теми людьми, которые эти песни любят… Дружеские отношения меня напугать не могут. Но мне бы не хотелось, чтобы смещались понятия.

Справка: Тимофей Яровиков работает заведующим литературной частью в Могилёвском областном драматическом театре (как он говорит, его должность коллеги в шутку называют «завлитром»). Сравнительно недавно он в качестве автора песен принял участие в работе над спектаклем «Последняя женщина сеньора Хуана» по пьёсе Леонида Жуховицкого.

ИЛ: Ты говорил про твой театральный эксперимент — написание песен для спектакля. Ты думаешь, тебе это в обозначенном смысле поможет? Ведь в спектакле к песням будет обращено больше внимания, чем к их автору и исполнителю.
ТЯ: Песни получаются такими, каких я раньше, наверно, никогда и не писал. Тут у меня масса интересов. Во-первых, эксперимент какой-то творческий над собой: поработать с чужим материалом, но при этом не просто по заказу что-то написать, а переварить нечто и как-то на это среагировать адекватно. Да и меркантильный интерес в каком-то смысле преследую. Потому что, если это будет востребовано, спектакль будет «кататься», то к моей маленькой зарплате будет некоторая прибавка. Не могу сказать, что я об этом не думаю. Ну, и, помимо того, что это просто очень интересно, песни — другие. И мне кажется, что вот здесь у меня получается сдерживать себя каким-то условными рамками материала, с которым я работаю. Тут можно что-то новое попытаться в себе раскопать. Это дисциплинирует совсем по-другому. Это элемент для меня очень важный, я считаю, опыт уже получился такой бесценный, наверно.

ИЛ: У людей иногда исчезает критическое восприятие того, что делает тот или иной «культовый артист».
ТЯ: Есть человек, который пишет и исполняет песни. Есть его слушатель. Один — донор, другой, получается, реципиент. Задача слушателя — что делать? Слушать, понимать и в этом смысле сотворчествовать тому, кто поёт. Если он перестаёт это делать (а сотворчество предполагает критическое отношение), то он перестаёт быть слушателем. Я бы хотел для себя слушателей, а не людей, которые переступают эту грань. Я не хотел бы, например, чтобы меня «выдёргивали» из состава группы СЕРДЦЕ ДУРАКА. Тимофей Яровиков — грешный человек. Из него не надо никого рисовать, он тот, кто есть. Я бы не хотел панибратских отношений.

ИЛ: Но, тем не менее, хотел бы контакта, сотворчества.
ТЯ: Конечно. А иначе какой смысл? И со стороны слушателя, и со стороны музыканта должны прилагаться усилия. Я говорил уже, образ такой у меня в голове возникал: на концерты ходят люди, они платят деньги за билет, они вправе рассчитывать на получение удовольствия какого-то. Но это не значит, что они пришли, а тут для них шуты пляшут. Они пришли на концерт, но на этом концерте, когда я выхожу на сцену, я хозяин, а эти люди — мои гости. Если это гости, которые пришли и сказали: «Ставь мне на стол, наливай мне горилки, чего-нибудь ещё…» и диктуют мне, как я должен их развлекать… Нет. Я хочу, чтобы люди у меня в гостях относились ко мне и к моему дому с уважением. И чтобы они стремились быть так же интересны мне, как я, хозяин, стремлюсь быть интересным им. Это должен быть взаимный какой-то процесс.

ИЛ: Как ты полагаешь, на вопрос «Как дела?» надо отвечать рассказом о том, как у тебя дела?
ТЯ: Да почему нет? Хотя распространяться… Я ещё подумаю, насколько мне близок этот человек, насколько ему имеет смысл что-то рассказывать.

ИЛ: СЕРДЦЕ ДУРАКА — это группа или твой аккомпанирующий состав?
ТЯ: Мне с каждым годом всё больше и больше становится понятно, что это всё-таки группа. В группе люди бесконечно разные. И по духу, и по каким-то пристрастиям даже музыкальным — очень разные. Но мне кажется, нам вместе интересно. И потихоньку мы становимся группой. Несмотря на то, что все наши музыканты где-то ещё играют.

ИЛ: А тебе легче оттого, что в группе твой брат играет?
ТЯ: Ну, в каком-то смысле. Я шучу, что в группе СЕРДЦЕ ДУРАКА все, кроме меня, секс-символы. Потому, что посмотреть — красавцы, ёлки-палки! (улыбается) Брат очень мне помогает. Мне легче, я знаю, что положиться на него всегда могу. Потом, он, наверно, фронтмен команды.

ИЛ: Разве не ты фронтмен?
ТЯ: Ну, как сказать… Я, может, неправильно понимаю слово «фронтмен». Ну, в АУКЦЫОНЕ вот есть Фёдоров, есть Гаркуша. Они совершенно автономные личности, скажем так.

ИЛ: Но всё-таки лидером является Фёдоров, он автор музыки, основной вокалист.
ТЯ: Наверно, да. Я автор, но Пашка (Павел Яровиков, брат Тимофея, ритм-гитарист и бэк-вокалист группы СЕРДЦЕ ДУРАКА — И. Л.) на себя стягивает какую-то такую… Девочки кричат под сценой… Я слишком старый уже, чтоб девочки кричали под сценой, поэтому я надеюсь, что меня слушают (Всю тираду произносит со скромной улыбкой. Не думайте ничего такого, Тимофей не старый и для того, о чём он говорит, вполне сгодится даже по меркам молодёжной эстрады — И. Л.). Помимо всего прочего, мы вместе и поём. Он бэк держит. Это подмога серьёзная. На гитаре играет. Мне кажется, что мы на самом деле немножко разделяем: я смысловую нагрузку несу, а он — лицевую, так сказать.

ИЛ: А над музыкой нынче как работаете?
ТЯ: Я не музыкант. Я обычно сажусь, накидываю какие-то аккорды к песне. Написал её, намурлыкал, подобрал какие-то аккорды, принёс, показал. Аранжировка делается обычно группой и в первую очередь нашим басистом Ромкой Глюком. Он — музыкальный «движок» СЕРДЦА ДУРАКА, это совершенно однозначно.

ИЛ: Возможно ли, чтобы кто-то из музыкантов СЕРДЦА ДУРАКА стал ещё одним автором, пишущим для группы? Или пусть тогда свой проект мутит?
ТЯ: Например, если бы сейчас брат засел и начал писать песни, я одного хотел бы: всё-таки, коли я отвечаю за смысловой какой-то контекст в этой группе, то любой другой текст… Я должен за него отвечать. Вот недавно Алёнка (Алёна Кавкова, лидер могилёвской группы ОБАЯНИЕ НЕВОВЛЕЧЁННОСТИ — И. Л.) пропела нам песню свою, и мы играем её в нашей «электрической» программе. Мы это делаем по той простой причине, что мне кажется, этой песней мы можем что-то своё сказать. Она укладывается в общую нашу смысловую колею. Точно также мы играли песню покойного Васи Медунецкого из группы РАЗГРОМ, более того, она будет даже в альбоме у нас. Потому как это песня, которой мы тоже говорим что-то своё. Если кто-то напишет вещь, которая будет опять-таки укладываться в нашу смысловую колею, то почему нет? Я не такой большой «звезды козырёк», чтобы…

ИЛ: А брат твой не пробовал писать?
ТЯ: А он, по-моему, принципиально не хочет писать. «Все кругом пишут, — говорит, — я не буду». Что-то когда-то он пытался нашуршать. У могилёвской группы BEZ.NOT даже были попытки что-то сделать. Но как-то это осталось на уровне попыток. Может, он ещё однажды вернётся к этому, не знаю.

ИЛ: Деликатный вопрос… Обращают ли внимание музыканты СЕРДЦА ДУРАКА на тексты твоих песен?
ТЯ: Когда вдруг не приходит кто-нибудь из музыкантов на репетицию, и текст становится слышен, остальные, те, кто на репетиции присутствует, вдруг удивляются и говорят: «А ничего текст такой». Или вдруг они случайно попадают на акустический концерт и не пиво пьют где-нибудь, а краем уха «приклеятся», послушают… Но чтоб кто-то всерьёз прислушивался, пытался копаться в тексте, такого нет. Наверно, как и любые музыканты. (Далее со смехом) Наверно, это большая удача, когда музыканты пристальное внимание уделяют автору.

ИЛ: А может быть такое, что кто-то откажется работать над песней, если ему не понравится какая-нибудь строчка в тексте?
ТЯ: Именно строчка?

ИЛ: Именно строчка, слова.
ТЯ: Я не очень себе представляю такую ситуацию. Отчасти потому что не очень-то они и вслушиваются. Но так неоднократно бывало: некоторые строчки, которые вызывали у меня самого определённые сомнения… Я написал, послушали, послушали, и тут я вижу, что включается то самое сотворчество, и музыкант говорит: «Вот у тебя так и так, а что, если вот так и вот так?». Если идёт такой доверительный разговор, я вижу, что человек включился в процесс и относится к этой песне уже как к своей (а это ощущение для меня всегда очень дорого), я на равных с ним спорю, как будто он такой же автор, как и я. Если идейно будем противостоять… Я, например, такой весь из себя русский, а у нас есть ребята, которые белорусскую культуру поддерживают, и если им что-то с политической точки зрения не понравится… И то не думаю, что это будет причиной.

ИЛ: А политические дела неужто и на вас как-то сказываются?
ТЯ: В Могилёве есть люди, которые пеняют группе СЕРДЦЕ ДУРАКА, что это продажная группа, которая имеет цель: завоевание Москвы (произносит нарочито пафосно, с придыханием). Бывает, нас обвиняют в том, что мы не пишем песен на белорусском языке. У меня даже есть желание написать песню на хорошем белорусском языке и разбить их в пух и прах. Но для того, чтобы это сделать на хорошем белорусском языке, надо научиться на нём думать.

ИЛ: Если вас освободить от житейских забот и посадить в студию, сколько альбомов вы сможете записать?
ТЯ: Ну, штуки, наверно, четыре точно. Пять — не знаю. Но четыре смогли бы. Материала хватает. Не хватает времени, усердия и, может быть, стечения каких-то обстоятельств. Ленивые мы, конечно. Мы вообще — самая раздолбайская группа Могилёва.

ИЛ: В своих песнях ты порой говоришь на очень серьёзные темы, которые многими нынче воспринимаются в штыки. Ты говоришь о вере, об отношениях с Богом. Не чувствуешь ли ты возникающего в связи с этим у публики напряжения и, если чувствуешь, как ты к этому напряжению относишься?
ТЯ: Я говорю об этом и не считаю нужным это прятать куда-то. Это то, что у меня сегодня болит. То, что я вообще должен сказать в первую очередь. Да, я предполагаю, что многим людям это может не понравиться. Ну, ёлки зелёные, если вы хотите, чтобы я… Я дипломированный специалист, филолог, я могу срифмовать всё, что угодно, и это будет хорошо, я ручаюсь, но тогда платите мне за это грОши. Приносите мне заказ, я согласен сесть, поработать, это будет для меня тоже определённым экспериментом. Как это там у Веллера было? «Если ты профессионал — берись за любую грязную работу». Не скажу, что я профессионал великий… Но, например, меня бы не заломало тёте Мане поздравление в стихах на день рождения написать.

ИЛ: А текст для попсовой песни?
ТЯ: Не знаю, смог ли бы…

ИЛ: А если б смог?
ТЯ: Если б смог? Вот опять-таки в плане эксперимента, наверно, это было б даже весело.

ИЛ: В таком случае ты бы оказался уже в другом контексте. Ведь «попса» — понятие не эстетическое, а этическое.
ТЯ: Я бы, наверно, как к разовой акции, к этому отнёсся. Но и то… Я могу написать о чём угодно, но если мне попадётся тема, которая мне не нравится, я тоже могу о ней написать. Я напишу о том, как она мне не нравится. Как-то себе врать я не умею.

ИЛ: Ты фильм «Остров» смотрел?
ТЯ: Да.

ИЛ: Ну, и как тебе?
ТЯ: Как бы сказать… Мне понравилось. Мне понравилось, что просто и вкусно снято. Много нового как-то я для себя не открыл, кроме того, что из уст Мамонова там прозвучало в том самом эпизоде, когда они с настоятелем монастыря сидели на крылечке, и герой Мамонова говорит: «Добродетели мои смердят перед Богом». Это тоже не ново, но я эту мысль как-то так почувствовал в тот момент очень сильно. Я этому фильму за это благодарен. И потом, я считаю, что такие фильмы нужны. Сегодня нужны. Он был мне нужен, этот фильм. Быть может, мне не хватило чего-то… Мне не хватило вот чего: они всё договорили в фильме, они всё объяснили. А я хотел бы ещё сам подумать. Но я представляю, что есть люди, которые смотрят этот фильм, и им надо было это всё объяснить и дожевать. Ну, не все такие герои, как я (улыбается), которым сразу достоевщину подавай… А в этом фильме всё, в самом деле, понятно, и я считаю, он нужен. Кстати, наш товарищ Меля… Мы играли концерт в Витебске, он снимал, потом пришёл домой (мы об этом ничего не знали), достал запись нашего концерта, достал фильм «Остров», сделал клип — не клип, нарезку такую из фильма со смешными кадрами с нашего концерта, на нашу песню «Пропасть». И там иногда улыбку вызывающие сочетания, буквально совпадения какой-то картинки на экране и слов песни. Но, по правде говоря, когда я первый раз посмотрел, у меня у самого мурашки прошли по коже. Он очень серьёзно к этому отнёсся. Но это не наш клип, он просто сел дома и выдал ассоциации, это его работа. Но получилось очень интересно. Я не хотел бы, чтобы это широко распространялось, но теперь, наверно, где-то там бродит…

ИЛ: А ты хотел бы, чтобы это был ваш официальный клип?
ТЯ: Хотел бы — не хотел бы… Мне кажется, эта идея — интересная. Песня может так прозвучать. Может быть, мне бы этого даже хотелось, если бы на это согласились авторы фильма. Я, может быть, даже хотел бы предложить им послушать эту песню.

12.12.2007 Тимофей Яровиков: я такой весь из себя русский (Игорь Лунев, найдено на nneformat.ru, декабрь 2007)


Войдите на сайт, чтобы оставить ваш комментарий:
Укажите ваше имя на сайте Центр Живого Рока.
Укажите пароль, соответствующий вашему имени пользователя.

Рассказать друзьям